не приболел ли.
«Старший» – это Цветков. Ведь старик не знает, что тот едет на фронт не по своей воле…
День снова был теплый. Солнце так и лилось по небу, синему, без облачка. А нас это не радовало. Ясный день, значит, лётный.
И правда, вскоре грянуло:
– Воздух!
Люди выскакивали из вагонов, катились с насыпи.
Рванулся к выходу и Цветков. Филенко спокойно встал у него на дороге. Я сказал:
– Цветков, давай лучше сразу условимся: без нас ты ни шагу. Ясно?
Арестованный усмехнулся.
– А если бомбой жахнет? Тогда, пожалуй, и расстреливать некого будет. А, лейтенант?
Втроем мы добежали до ближнего леска. Но два «мессера», стремительно промчавшихся на большой высоте, даже не обратили внимания на наш состав.
Люди медленно, хмуро вглядываясь в небо, выходили из лесу. Возвращаться в вагоны до темноты никто не собирался.
Мы втроем двинулись к одинокому домику путевого обходчика. Дорогой Цветков философствовал:
– Бомба, она в законах не разбирается. И арестованного, и конвоиров в одну яму уложит. Так что, лейтенант, лучше судьбу не испытывать…
К чему это он? Налета испугался? Нет, на труса он не похож, вдруг Цветков сказал:
– Стойте-ка, ребята. Давайте потолкуем.
Я остановился.
– О чем?
– Погоди, лейтенант, послушай, вот вы ведете меня, а зачем ведете, думали? Ну, шлепнут меня, вам-то какая корысть?
В голосе его слышалось что-то вроде раскаяния. В первый раз я видел, что Цветков волнуется.
– Отпустили бы вы меня, а, ребята? Там скажете: «Угодил под бомбежку» или «Убит при попытке к бегству». Вам видней…
– Значит, тебя на все четыре стороны, а нам отвечать?
– Я ж не враг! Сами знаете, что нашего брата губит: водка да баба.
«Вот куда ты гнешь, голубчик! Интересно!»
Долго молчавший Филенко не вытерпел, вмешался в разговор;
– Стыдно, товарищ… гражданин бывший капитан, слушать такое. Нарушили закон – и ответите по закону.
Капитан пожал плечами, скривил губы в усмешке.
– Чудак! Да твой закон как веревка. Можно приподнять и подлезть под нее. Можно к земле прижать и аккуратненько перешагнуть. Отпустите, братцы? Честное слово, в часть вернусь. Правда, запоздал, но велика ли беда. Скажу, жена заболела, и справку представлю…
Мне хотелось выругаться, но я только сказал с презрением:
– Не ловчи. Дураков нет.
Он укоризненно покачал головой.
– Лейтенант, ты ж русский человек!
– Хватит, Цветков! Пошли.
И вторую ночь мы провели в поезде. Теперь уже спали по-человечески, по пять часов: сперва Филенко, потом я. Наступил новый день, но и он не принес нам ничего хорошего. Когда мы наконец тронемся? Через день? Через три? Через неделю?
Я сказал Филенко:
– Собирайся.
