подумала: а за что, собственно, приношу извинения? Я передумала. Имею на это право. Мы все имеем право на это.
Я молчала, пытаясь понять, действительно ли сделала что-то по-настоящему плохое. Считала – и до сих пор считаю – ничего плохого не сделала. Я хотела прекратить, и мы прекратили. Но его это разозлило. Очень разозлило, если быть точной. Словно я забрала у него то, что по праву принадлежало ему.
«Ты грёбаная сука», – выругался он, поднимая свой кошелёк с пола и засовывая его в карман джинсов.
«О'кей, тебе пора!» – сказала я. Встала и набросила на себя халат. Завязывая его на поясе, вылетела из комнаты. Моя соседка по дому, Фрэн, стояла на лестничной площадке, потревоженная шумом.
«Какого чёрта тут происходит?» – спросила она.
«Он уже уходит», – ответила я.
В её сопровождении спустилась по лестнице и отперла входную дверь. Сделав шаг в сторону, указала на тёмную улицу, словно говоря: «Скатертью дорога». Он немного поколебался, как будто пытался сформулировать мысль.
«Кстати говоря, ты чертовски жирная», – такими были его последние слова, адресованные мне.
Он стоял на подъездной дорожке нашего двухквартирного дома образца 1980-х годов и пристально смотрел на нас. На скулах ходили желваки. На какую-то долю секунды мне показалось, что он обдумывает, не зайти ли обратно. Он начал кричать что-то нечленораздельное, не сходя с посыпанной гравием дорожки перед нашим домом.
Я с грохотом захлопнула входную дверь и начала запирать её в безумной панике. Не хотела, чтобы он вернулся. Мои руки дрожали так сильно, что я погнула дверной ключ, и он перестал открывать замок. Его так и не удалось починить.
Когда поднялась в свою комнату, в моей душе поселилось глубокое беспокойство. Эта комната перестала быть для меня домом, надёжным пристанищем. Она была запятнана и испачкана. Я попросила у Фрэн разрешения поспать в её постели в эту ночь.
Если бы вы спросили меня, когда мне было 20 с небольшим, сталкивалась ли я с сексуальным насилием, я бы однозначно ответила «нет». Возможно, призналась, что в своё время у меня был плохой секс. Может быть, я бы даже назвала это неудачным сексуальным опытом или сказала, что «странно провела ночь».
Существует тот особый тип одиночества, который возникает с неспособностью говорить о таких вещах. Я не знала о том, что окружающие меня женщины тоже безмолвно борются с такими же проблемами.
Но теперь, когда позволила себе вспомнить пережитый опыт и обдумать его, я назвала бы это сексуальным насилием. Когда описывала ту ночь в лесу своему психотерапевту, она сказала мне: «Это травма». Теперь, будучи 22-летней женщиной, задаю себе вопрос: «В чём состояло сексуальное насилие?»
Пока писала эту книгу, у меня из головы не выходил тот момент, когда я не могла дышать. Как будто та, 19-летняя я, заставляла меня сегодняшнюю продолжать писать и не сдаваться.
Эта девочка и есть та причина, по которой я написала эту книгу. Однако она написана для каждой
