Но разве это противопоставление поможет людям, которые пережили то, что заставило их чувствовать себя опороченными и униженными?
Когда речь идёт об описании сексуального насилия, слова действительно имеют значение. Лена Гуннарссон, шведский учёный, специалист по гендерным исследованиям, сексуальному согласию и насилию из Университета в Эребру, утверждает, что выбор слов очень важен для обсуждения этих тем. «В моей следующей книге „Динамика сексуального согласия: секс, насилие и серая зона между ними“ я настаиваю на необходимости коллективного размышления о сексе и согласии, размышления, допускающего неоднозначность, полутона и серые зоны», – говорит она. «Когда нас просят отнести свой сексуальный опыт к одной из двух категорий – или добровольный секс, или насилие – в лучшем случае это приводит к упрощению сексуального контакта, а в худшем к тому, что жертвы насилия остаются неуслышанными и непонятыми».
Что касается обсуждения сексуального насилия, множество разногласий вызывает терминология. Ведь слишком часто с её помощью пытались смягчить и обелить насилие, говоря, например, «секс без обоюдного согласия» или «секс с лицами, не достигшими совершеннолетия». Точно так же, как сексуальный харрасмент и преследования, отметались и оправдывались словами «мальчишки есть мальчишки» или «он просто дамский угодник» или «он ни одной юбки мимо не пропустит». Преуменьшение насилия с помощью витиеватых, расплывчатых понятий и формулировок подпитывает культуру вседозволенности. Пытаясь обелить сексуальное насилие, мы говорим: «о'кей, это нормально» вместо «это неприемлемое нарушение».
Австралийские учёные Софи Хиндс и Бьянка Файлборн провели исследование репортажей СМИ о сексуальном насилии, в котором они рассмотрели терминологию, используемую при освещении обвинений Азиза Ансари в противоправных сексуальных действиях[1]. Выяснилось, что в публикациях действия обвиняемого позиционировались как «ненасилие» с помощью разговорных и двусмысленных слов, «которые постоянно пре уменьшали и смягчали характер его действий, описывая их как нечто иное, нежели сексуальное насилие».
Расплывчатые слова не только искажают степень серьёзности проступка, они имеют крайне тяжёлые последствия для людей, переживших сексуальное насилие. «Когда используемая терминология минимизирует нанесённый ущерб, люди перестают воспринимать жертву насилия всерьёз, и определённые действия кажутся им пустячными. В результате у людей возникают трудности с определением сексуального согласия, потому что неприемлемое поведение из-за тех или иных фраз приравнивается к нормальному», – говорит Хиндс, аспирантка Мельбурнского университета, которая в своей научной работе исследует сексуальное согласие в отношениях людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией[2].
Так чем же обосновано использование преуменьшающих, расплывчатых слов в репортажах? После публикации обвинений в сексуальных домогательствах,
Хэн Э. «Азиз Ансари отвечает на предъявленные ему обвинения в сексуальных домогательствах». Mashable, 14 января 2018 г., https://mashable.com/2018/01/14/aziz-ansari-sexual-misconduct-response/.
Рэйчел Томпсон, «Хватит говорить „непрошенные дикпики.“ И вот, почему», Mashable, 19 июля 2019 г., https://mashable.com/ article/cyberfashing-unsolicited-dick-pics-terminology/.
