в городе купить, а ты ехать не захочешь, скажи мне. Я по пути заеду, обязательно куплю.
Рома услышал, как папа подчеркнул «обязательно». Словно без этого и быть не могло.
И перед кем только папа красовался? Никого же тут нет.
– Ром? – увидел, конечно, как сын опустил голову, чтобы не показывать вспыхивающую злость.
– Я понял. Спасибо. Буду писать.
– Хорошо… Тогда… ладно, хорошо. Если что, бабушка поможет тебе. Что нужно, расскажет.
Рома бессмысленно закивал, пряча руки за спиной и складывая их в замок.
Теперь Рома просыпался вместе с папой. Он делал это ненамеренно. Он слышал, как тот встаёт за стеной или за двумя стенами, как тихо открывается и скрипит его дверь, как он проходит рядом и замирает. Рома тоже замирал – задерживал дыхание и вжимался в подушку, чтобы его никто не услышал.
Потом папа спускался и там, через двери, стены, потолок, Роме мерещилось, что он слышал воду, как кипит чайник, как кипяток пузырится и льётся в кружку. А затем он смотрел в окно и видел, как папа выходил к своей машине, оглядывался потерянно и смотрел в окно. Сначала Рома прятался, а потом начал махать рукой.
Не то чтобы он хотел прощаться. Наверное, он хотел поздороваться.
Папа видел, терялся ещё больше на открытой местности, а потом подтягивал улыбку, такую незнакомую Роме, и поднимал неловко руку.
– Пока… – шептал себе Рома и смотрел, как машина уезжает, а папа смотрит на него.
Рома продолжал сидеть у окна, а когда становилось невмоготу, спускался к холодильнику. Выискивал молоко.
– Проснулся, Ромка! – встречала радостная бабушка.
– Доброе утро…
– День уже! День! Но сейчас лето: день, вечер, утро – не отличишь, на один лад они! Есть хочешь? Что будешь? – Её рука тянулась к холодильнику раньше, чем у него оказывалось тело.
– Ничего… я только пить хотел.
– Щепочка ты, Ромка. Но заставлять не буду. Накормлю, а ты обратно! Кому это нужно? А никому, верно?
Рома кивнул раньше, чем задумался над словами. Близкими и знакомыми. Это не мама говорила, это он сам себе говорил, когда мама кормила.
– А на веранду со мной пойдёшь? Бабушке одиноко совсем! Женька уехал, а мне кого доставать? – улыбнулась она, и пришлось согласиться.
Сели они в кресла-качалки, которые папа собирал. На них лежало мягкое и тёплое, сверху ещё плед. Рома даже не переодевался, укрылся, как было. Он чувствовал запах цветений, новых растений, рождающихся в этом году, и не понимал, каким образом он сам должен вписаться в эту жизнь. Как здесь он должен оставить себя, щепку такую?
– Ты грустишь, Ромка?
Рома осмотрелся: зелёная трава уже покрывала участок, соседняя яблоня продолжала цвести, никакой ветер и дождь не обрывали цветы.
– Нет, не грущу. – Он закутался плотнее в плед, под самый подбородок.
– А скучаешь?
Рома
