том, как сильно он скучает по игре сепактакрау – как я поняла, это что-то вроде смеси волейбола с футболом, – в которую они играли с друзьями и родственниками. Он кое-как справляется с новым языком, который пытается выучить с тех пор, как приехал на остров несколько месяцев назад, – с помощью улыбки во все тридцать два зуба и безнадежно обаятельного смеха.
Из колонок в баре играет бодрая песня Mumford & Sons – прелюдия к отрывистому клубному биту, который раздастся, как только сядет солнце. Я делаю большой глоток смузи. Вкус папайи и питахайи просто божественен.
– Так чем ты занималась, пока я так бесцеремонно тебя не отвлек? – спрашивает Нил.
Я вспоминаю о девушке и снова оглядываю ресторан, но не вижу ее.
– Да так, редактировала фотки, которые сделала, когда мы с Касс ходили на днях на Кхрум-Яй, хочу слепить из них ролик для Тиктока.
– А-а, Касс – хороший гид, если повела тебя туда.
Я киваю, умолчав о том, почему на самом деле хотела увидеть вершину и попросила Касс показать мне тропу.
– Хорошо, что вы так подружились, – сказал Нил. – Ты и Касс.
Я улыбаюсь, возвращаясь мыслями на две недели назад, когда мы познакомились в мое первое утро на острове. Она сидела за соседним столиком чуть дальше от того места, где мы с Нилом сидим сейчас, держа спину прямо, как делает вся верхушка среднего класса с Восточного побережья, которой я так завидовала в детстве. Сенгпхет принял ее заказ и улыбнулся, и она, поблагодарив, ласково тронула его за руку.
– Ты ведь из Америки? – спросила я, когда Сенгпхет ушел. Ее глаза округлились, как будто я в чем-то ее обвинила. – Я не хотела подслушивать, просто услышала, как ты делала заказ. Я уже несколько дней в Таиланде, но, что странно, еще ни разу не встречала американцев.
Удивительно, с каким волнением я ждала ее ответа. Я несколько лет одна путешествовала по Восточной Европе без всяких проблем, но в Юго-Восточной Азии чувствовалось что-то совершенно иное. Что-то, что странным образом вселяло ощущение одиночества.
Она вежливо кивнула, но ничего не сказала. Я сделала еще попытку:
– Я Брук.
– Касс, – ответила она тихо. И еще в ней была застенчивость: учитывая, что в последнее время мое общение ограничивалось восторженной перепиской с инфлюенсерами-экстравертами и настойчивыми подписчиками, это было необычно.
– А откуда ты конкретно? – спросила я.
– Из Нью-Йорка, – ответила она. И, поколебавшись, спросила: – А ты?
– С Западного побережья.
Я ответила так расплывчато не специально, и даже если Касс была заинтригована, то ничего не сказала. Ну и не то чтобы у нее были основания заподозрить меня во лжи. Я годами сглаживала свой резкий кентуккийский акцент, укорачивая гласные и оттачивая согласные, чтобы оставить в прошлом и свой протяжный говор, и свое детство.
Я заметила на ее черном поло логотип курорта, единственного на всем острове.
– Ты
