с Рюминым, я поднял глаза на бояр, усиленно пытавшихся хоть краем уха услышать, о чем я говорю с Климом.
– Что скажете, бояре?
– Помилуй, государь, что тут скажешь – вроде все хорошо писано, только непонятно…
– Да чего там понимать? Брат мой король Густав Адольф поздравляет меня с занятием престола и желает долгого царствования и всяческого процветания державе моей.
– А про Новгород король ничего не пишет?
– Пишет, как же. Зовет в гости летом – там, говорит, и решим дело наше полюбовно. Ну, кто там еще?
– Посланник короля ляшского Жигимонта! – закричал распоряжавшийся приемом Вельяминов.
В палату вошел довольно молодой шляхтич, разряженный в пух и прах, в сопровождении двух слуг, и такого же количества стольников.
– Как здоровье моего брата короля Сигизмунда? – спросил я шляхтича.
– Мой король здоров, – отвечал он, подбоченившись, – но брат ли он вашей милости?
Проговорив это, посланник вытащил грамоту и без поклона подал ее дьяку. Тот развернул ее и, повинуясь моему кивку, начал читать:
– Мы Сигизмунд III Божьей милостью король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жмудский, Ливонский, а также наследный король шведов, готов и вендов, пишем к тебе, герцог Мекленбургский, называющий себя также московским царем…
При этих словах в палате поднялся ропот, а дьяк, сообразивший, что именно он читает, замолчал.
– Господин посланник, как ваше имя? – спросил я шляхтича ничего не выражающим тоном.
– Меня зовут Кшиштов Чаплинский, я шляхтич герба Дрогослав…
– Мне нет дела до вашего герба, господин наглец. Единственная причина, по которой вы до сих пор не болтаетесь в петле, это то, что вы посланник. Передайте вашему королю, что я искренне печалюсь о его бедственном положении.
– Что это значит? – удивился Чаплинский.
– Боже мой, как же обнищал мой добрый брат Сигизмунд – во всей Речи Посполитой не смог он найти умного человека, и прислал своего шута!..
– Будь я при сабле, никто бы не посмел… – начал было шляхтич, но я его перебил:
– Да где это видано, чтобы шутам сабли давали? Насмешил ты меня, убогий. Жалую тебе за то кафтан скомороший да шапку с бубенцами, а теперь пошел вон отсюда!
К наглому шляхтичу тут же подскочили стольники и, не забывая время от времени награждать его, будто ненароком, тумаками и пинками, поволокли к выходу.
– Себе запишите, – продолжал я говорить уже дьякам, – что грамоту королевскую государь принимать не велел, а приказал вернуть с наддранием. А гонца велено без чести гнать из Москвы и кормов ему на дорогу отнюдь не давать!
Выходка поляка ничуть меня не расстроила. На самом деле король Сигизмунд крупно подставился. Признает он меня царем или нет, это его личное дело, князем Священной Римской империи я от этого быть не перестаю. И вот тут он и оплошал: документ составлен не по форме,
