style="font-size:15px;"> XXIX
. Йоль.
Не знаю, с какой это стати, но меня стали навязчиво посещать мысли о покинутом мире, как отправной точке всех моих мытарств. Мысли, которые я искренне не любил за их очевидную бредовость: судорожно, безотчётно я грезил возвращением к стенам Цитадели, ревностно охранявшей свою непостижимую тайну. Притом до ужаса боялся, и этот вот суеверный страх подавлял на корню зерно всякой решимости, только-только намеревавшейся проклюнуться робким ростком. Что именно меня так пугало? Вероятно, грядущая встреча с Ними – непогрешимыми Стражами, а если сказать точнее, так безрадостный итог, который всенепременно ждал меня, попадись я Им в руки. Как будто без Них меня ожидало что-то другое в конце-то концов? Не утилизировали сразу? И так счастливая оказия! Видимо, хотели понять тип поломки, и исключить подобные сбои в дальнейшем. И всё равно стоило мне только представить Их, как делалось не по себе. Ну чего уж, глубинные страхи завсегда иррациональны, а самые сокровенные желания нелогичны.
И почему только всё, что было для меня прежде бытовой насущностью, вдруг переменилось, обернувшись ночным кошмаром? Главным образом, конечно, изменился я сам. А уж воззрения и обстоятельства под стать подтянулись после, как круги от брошенного в воду камня. День ото дня я продолжал становиться кем-то другим, учась у людей всему подряд, учась обстоятельно и прилежно, пускай отличником я, увы, не был.
Основным моим желанием, как нетрудно сообразить, стала настойчивая и невразумительная жажда бытия, в том виде, в каком она присуща и людям: пускай в невыносимом одиночестве блуждающего разума, в непрекращающихся пытках концлагерей, в изощрённых ужасах и тяготах земной жизни, падениях и увечьях, подвалах, тюрьмах и тесных клетках многоквартирных домов. Ни ради чего-то, а во что бы то ни стало. Вопреки. Всегда. В такую-то вот коварную ловушку инстинкта самосохранения я заманил самого себя, и теперь с неподдельным ужасом любовался результатом собственных же рьяных стараний. Я хотел жить, пускай живым меня назвать было сложно, и моя бытность, в общем-то, не имела особого смысла. Но она нравилась мне. И вместе с тем тяготила меня. Не свихнуться бы меж этих двух полюсов.
…
Вечер выдался по-декабрьски мрачным и грязным. Ветреным, пробирающим. Ледяной дождь со снегом вкупе комфорта ему явно не добавляли. Неуютно было настолько, что все, кто мог, бежали прочь в теплые объятья кофеен и пекарен, в прогретые центральным отопленьем квартиры, на край на вокзалы и в плохо освещённые парадные, в вонючие коридоры коммуналок, куда угодно, лишь бы с улиц долой. В общем, туда, где жизнь становилась чуточку лучше. Где пахло ванилью и свежей выпечкой, где висели гирлянды и мурчали коты. Где ждали Нового Года, вот-вот. Ну или хотя бы не было настырных ледяных хлопьев, без продыху валящих с обрюзгшего неба и набивающихся за шиворот, до невозможности скользких тротуаров и внезапно глубоких луж. Ничего, ещё немного и всё переменится. Да уж, люди горазды были ваять себе
