часто приходилось видеть в книгах способы, которыми на Востоке выказывают почтительность к высшим, но я никогда не воображал, чтобы кто бы то ни было мог дойти до такой степени самоунижения, на какую указывала поза этого человека.
Мисс Воррендер продолжала свою речь резким, повелительным тоном.
Он тотчас же поднялся на ноги и стоял, сложив руки на груди и опустив глаза в землю, точно раб в присутствии господина. Кучка зрителей, по всей вероятности считавшая это неожиданное преклонение прелюдией к какому-нибудь фокус-покусу или к серии акробатических упражнений, была очень заинтересована чужестранцем.
– Не будете ли вы добры проводить детей до почты и опустить письма? – спросила меня гувернантка. – Мне очень бы хотелось поговорить с этим господином.
Я исполнил ее просьбу.
Когда я вернулся несколько минут спустя, их беседа была еще не окончена. Индус, видимо, рассказывал свои приключения или пояснял мотивы, побудившие его на это путешествие. У него дрожали при этом пальцы и сверкали глаза.
Мисс Воррендер внимательно слушала его, издавая по временам легкие восклицания и делая жесты, показывая ими, до какой степени она интересуется деталями рассказа этого человека.
– Вы должны извинить меня, что я так непростительно долго задержала вас под солнцем, – обратилась она наконец ко мне. – Нам надо теперь идти, а то мы опоздаем к обеду.
Тут она произнесла несколько повелительных фраз своему черному собеседнику, и мы тронулись в обратный путь.
– Итак, – начал я, движимый вполне понятным любопытством, когда мы отошли настолько, чтобы не быть услышанными зрителями. – Кто и что он такое?
– Он родом из центральных провинций, из страны Махраттов. Он из наших. Я была положительно вне себя, встретив его в такой неожиданной обстановке. Я чувствую себя теперь страшно взволнованной.
– Но вам, должно быть, весьма приятна эта встреча.
– О, очень.
– А почему ему пришло в голову пасть перед вами ниц?
– Потому что он знал, что я дочь Ахмет Кенгхис-Кхана, – гордо произнесла она.
– А как он попал сюда?
– Это длинная история, – небрежно отозвалась она. – Он ведет бродячую жизнь… Какая темень в этой аллее! Ветви деревьев образуют здесь настоящий живой потолок. Человеку, забравшемуся на такое дерево, легче легкого прыгнуть на спину проходящего внизу. Он почувствует ваше присутствие не раньше1, чем ваши пальцы вопьются ему в горло.
– Какой ужас! – вскричал я.
– Темные места всегда вызывают во мне черные мысли, – весело засмеялась девушка. – Кстати, у меня есть к вам просьба, мистер Лауренс.
– В чем дело? – осведомился я.
– Не говорите дома, пожалуйста, ни слова о встрече с моим бедным соотечественником. Его, чего доброго, примут за бродягу и вора и прикажут выгнать из деревни.
– Я уверен, что мистер Терстон не способен
