на суку, но была уже пуста. Она, смеясь, сняла ее с дерева и отнесла домой.
Я полагал, что после этой встречи со своим сородичем она стала веселее и спокойнее. Быть может, это было только плодом моей фантазии, но мне казалось, что и в присутствии Копперторна она чувствовала себя спокойнее, чем прежде, с меньшим страхом выносила его взгляд и меньше поддавалась его воле.
А теперь я должен приступить к той части моего рассказа, в которой мне придется описать, каким образом довелось мне проникнуть в тайну отношений, существующих между двумя странными личностями, и каким путем я узнал страшную правду о мисс Воррендер – или принцессе Ахмет Кенгхис; ее, собственно говоря, следовало бы называть этим последним именем, так как она походила больше на этого воинственного и неукротимого фанатика, чем на свою мягкую деликатную мать-англичанку.
Это открытие было для меня страшным ударом, которого я не забуду никогда в жизни.
Очень может быть, что ввиду моей манеры вести рассказ – выделяя факты мало-мальски значительные и опуская такие, которые не имеют отношения к главной мысли, – очень может быть, что читатели уже угадали составленный гувернанткой план. Что касается меня лично, я должен торжественно признаться, что до самой последней минуты не имел ни малейшего представления об истине.
Я ровно ничего не знал о женщине, которой дружески пожимал руку и голос которой очаровал мой слух. Но я и по сей день твердо уверен, что она была искренне расположена ко мне и ни за что не причинила бы мне зла сознательно.
Вот как произошло это страшное открытие.
Я как будто уже упоминал, что в лесу, окружавшем Дункельтвейт, у меня было облюбовано уютное местечко для занятий на лоне природы. Однажды вечером, часов этак в десять, подымаясь в свою комнату, я вспомнил, что забыл в этом местечке один трактат по гинекологии; рассчитывая поработать еще часик-другой перед отходом ко сну, я решил пойти и отыскать книгу.
Дядя Иеремия и прислуга уже спали.
Поэтому я по возможности бесшумно спустился вниз и потихоньку повернул во входной двери ключ. Перейдя лужайку, я направился к лесу, чтобы взять книгу и немедленно вернуться домой.
Не успел я войти в лес, как услыхал голоса гувернантки и секретаря. По направлению, откуда они доносились, я понял, что они сидят в моем местечке и говорят, не подозревая, что их слушает третье лицо.
Я всегда находил подслушиванье низким делом – все равно, при каких обстоятельствах, и уже собирался кашлянуть или каким-нибудь другим образом обнаружить свое присутствие, как вдруг услыхал несколько слов, произнесенных Копперторном, которые изменили мое первоначальное намерение и вместе с тем заставили содрогнуться от ужаса.
– Все подумают, что он умер от апоплексического удара.
Я ясно слышал эти слова, произнесенные резким голосом секретаря в тихом воздухе июньской ночи.
Я затаил дыхание и замер на месте, весь превратившись в слух. Теперь я и не думал о том, чтобы обнаружить свое присутствие. Какое преступление замышляют в эту роскошную летнюю ночь
