вздох, осознавая, что новый день вновь принесет свои трудности и неожиданности.
Бруклин в это время года был живым, с яркими красками осени, где желтые и оранжевые листья падали с деревьев на тротуары. Узкие улочки были полны людей, и небольшие кафе наполнялись ароматами свежей выпечки. На каждом углу можно было увидеть художников и музыкантов, вносящих в атмосферу особую ноту креативности. Бруклин всегда славился своим духом свободы и разнообразием, и, несмотря на его порой мрачную репутацию, его уголки были полны жизни.
Город гудел с новой силой. Я включил телевизор и сразу нарвался на телерепортаж о трупах на пирсе. Камера показывала полицейских в защитной форме, оцепивших место происшествия. Заместитель мэра Нью-Йорка и шериф, окруженные толпой журналистов, яростно переговаривались между собой. Их лица были напряженными, и все они прекрасно знали Пасквале, главе мафии, чье имя звучало на каждом углу города. По небу кружили вертолеты, их лопасти создавали звук, похожий на гудение роя пчел, а собаки-ищейки рыскали в кустах, следуя за запахами, как будто почуяли что-то большее, чем просто улицы Бруклина. Атмосфера была напряженной и тревожной, и я ощущал, что что-то глобальное уже произошло.
Я почему-то побеспокоился: не оставил ли каких-нибудь следов своего пребывания там? Женщина-репортер сообщала, что главарь мафии был убит острым предметом, из груди вырвано сердце, и что остальных боевиков тоже протыкали как шампуром для шашлыка. Врачи-криминалисты пока не сделали выводы о том, что это было за холодное оружие, однако и так было ясно, что никто не выжил. Эфир кипел от сообщений и телефонных звонков в студию, экраны заполнились изображениями жутких последствий ночного насилия.
Я, не спуская глаз с экрана, быстро пожарил себе яичницу, позавтракав без какого-либо аппетита, после чего спустился вниз. Садясь в машину, я заметил, что оставленная мной сумка перевернута, словно кто-то её потрошил. Нет, там ничего ценного не было, но всё равно – кто-то проник в салон и обыскал. «Так, значит, меня выследили, у кого-то я на заметке», – мрачно подумал я. Хотя, может, это я сам на себя страх нагоняю? Просто вчера опрокинул сумку, а теперь свои нервы дергаю, как напряжённые струны.
До редакции «Нью-Йорк Таймс» доехал быстро. Это здание располагалось в сердце Манхэттена, высокое и величественное, с характерным кирпичным фасадом и большими окнами, откуда открывался прекрасный вид на город. Издание славилось своими расследованиями и качественной журналистикой, а редакция была центром новостей, где на каждом шагу встречались репортёры, редакторы и фотографы, спешащие к новым историям. Атмосфера здесь была напряженной, как в муравейнике, с непрерывным шумом клавиатур и обсуждений.
Там уже кипела работа. Меня встретил замредактора Рональд Крэйг, который, брюзжа, орал, что в мире прессы нужно быть порасторопнее, ведь телевизионщики уже ведут репортажи с места события, о котором я, вероятно, не подозреваю. Мне пришлось
