и мать.
Багров пытался успокоить жену и дочь, хотя сам волновался не менее их.
– Все обойдется, – говорил он. – Уехала, и хорошо. Живи тут. Не будут они за тобой гоняться.
На всякий случай он пошел к Полищуку и рассказал обо всем.
Староста забрал повестку, которая обязывала Анну явиться на сборный пункт, и сказал, что уладит все через управу.
Прошли спокойно ночь и день, а в сумерки второго дня к дому старосты подкатили на телеге двое солдат. Один не стал слезать с подводы, а другой, поговорив о чем-то с Полищуком, вместе с ним направился к избе Багрова. Первым вошел солдат, а вслед за ним Полищук. Староста стал за спиной фашиста и развел руками, давая понять, что он бессилен чем-нибудь помочь. Гитлеровец осмотрелся и, увидев Анюту, заговорил на ломаном русском языке:
– Барышня! Марш! Фьють! – и он жестом руки предложил следовать за ним.
Анна стояла в углу неподвижно, сложив руки на груди.
– Марш! – крикнул солдат и, шагнув к девушке, схватил ее за руки.
– Не пойду… не поеду… ни за что… умру лучше, – рыдала, вырываясь, Анна, а фашист тянул ее к двери.
Вмешалась мать. Худощавая, сухонькая, ростом не больше дочери, она вцепилась в гитлеровца и запричитала во весь голос.
Обозленный фашист громко выругался, высвободил руку и с силой толкнул Марфу в грудь. Та глухо охнула, отлетела в сторону и, падая, с силой стукнулась головой об угол печи. Распластавшись на полу, она вздрогнула и замерла. Изо рта струйками побежала кровь.
Озадаченный гитлеровец подошел ближе и, упершись руками в колени, стал смотреть на неподвижную женщину, не зная что предпринять.
– Мама! Мамочка! – дико вскрикнула Анна и повалилась на мертвую мать.
У Багрова, сидевшего в оцепенении на кровати, кровь застыла в жилах. Смертельно бледный, он тихо поднялся, схватил стоявший у стены колун с длинной рукояткой и с полного взмаха, обеими руками, как колют полено, опустил его сзади на голову убийцы.
Отбросив колун в сторону, он медленно повел вокруг налитыми кровью глазами, схватил дочь за руку и выбежал с ней из избы, сбив с ног стоявшего у порога старосту… Так он оказался в отряде.
– Вот теперь я весь перед вами, – тихо закончил рассказ Багров. Несколько мгновений царило молчание.
– Ну и как тебя приняли партизаны? – спросил Микулич.
– Я рассказал все, как на исповеди, комиссару Добрынину, а он заявил, что спрос с меня вдвое больше, чем с любого партизана. Я принял это как должное.
Багров не знал, что Зарубин долго возражал против зачисления его в отряд и спорил по этому поводу с Добрыниным. Только вмешательство Пушкарева помогло решить вопрос в пользу Багрова. Когда месяц спустя Рузметов предложил назначить Багрова командиром отделения в его взводе, Зарубин тоже был против, несмотря на то что Багров уже имел в это время на своем счету шестнадцать убитых немцев, три подорванных моста и
