Жюно поселились в Ренси уже после того, как Уврар превратил его в настоящее чудо, благодаря золоту, которое он щедро рассыпал пригоршнями, и теперь члены императорской фамилии, равно как кое-кто из придворных, страшно им завидовали. Господин Жюно был глубоко уязвлен тем, что его вынудили отказаться от Прусской кампании 1807 года, которая прибавила Элау, Йену, Фридланд и другие победы к военной славе Наполеона, а он остался сторожевой собакой при Париже, лишившись возможности стать наконец маршалом Франции. Александр утешал себя празднествами и устроил их несколько. Их осветила своим присутствием Мадам Мать императора, у которой Лаура была фрейлиной, а также жены тех, кто имел счастье сражаться на глазах у Наполеона, и среди них великая герцогиня Берга и княгиня Полина, представшие на праздниках во всем великолепии. Присутствовали на них и высокие сановники, остававшиеся в Париже, иностранные послы и несколько представителей старого режима, с которыми Лаура познакомилась в доме своей матери. Она продолжала их принимать, не обращая внимания на косые взгляды главы дома. Талейран и его два друга, граф де Монтрон и граф де Нарбонн-Лара стали ее близкими друзьями.
Вернувшись домой с кровоточащей раной в сердце, Лаура подумала, что друзья станут ее утешением в ближайшие дни, когда Александр, желая отпраздновать возвращение своего кумира, устроит великолепный праздник, где будут царить новые императорские высочества, а ей придется разыгрывать роль счастливой супруги и искусной хозяйки дома.
Карета остановилась у крыльца, и, когда Лаура вышла из нее, первые лучи зари позолотили небо, а птичий хор радостно грянул хвалу Творцу Вселенной. Лаура чувствовала себя гораздо лучше, но, очевидно, на ее лице еще заметны были следы перенесенной бури. Она вошла в дом в тот самый час, когда садовники меняли в вазах цветы, и Аделина торопливо сбежала по лестнице ей навстречу. Насупив брови, она сурово оглядела свою хозяйку.
– Чем это они вас там так огорчили? – спросила она, не утруждая себя экивоками. – И почему вы одна? И в слезах? Может, вы их и вытерли, но я-то вижу, что вы плакали.
– Пойдем ко мне в спальню, там удобнее говорить, чем на лестнице, – ответила Лаура, беря под руку свою «камер-даму», как любила она называть горничную. – Пусть мне принесут чего-нибудь горяченького, и я лягу. У меня такое впечатление, словно меня отколотили палками.
– И это все из-за того, что вы поехали в театр вместе с мужем? Обычно колотушки получают актеры на сцене. Хотите принять ванну? Вы немного расслабитесь.
– Я приняла ванну перед отъездом, а сейчас боюсь, в ней усну. Но я хочу увидеть моего сыночка!
– И перебудить весь дом? Даже не думайте, лучше расскажите, что с вами случилось!
И, тесно прижавшись друг к другу, они вошли в уютную, пышную спальню Лауры, где она чувствовала себя лучше, чем в любых других покоях замка. Белая с золотом и небольшими бирюзовыми вставками, она как нельзя лучше подходила златокудрой
