старый слуга. – Месье совсем нас забыл, столько дней прошло…
– Ах боже мой, верно! – воскликнул Жан, который часто вел шутливые беседы с Франсуа и надеялся, что старика еще не успели настроить против него. – Ты совершенно прав! Но семейные дела, знаешь ли… на меня тут свалилось наследство дядюшки, который жил в провинции… что-то около миллиона.
– Примите мои поздравления, месье!
– Ба, я еще не решил, стоит ли мне его принимать.
– Да как же это возможно, сударь?!
– О господи, да ведь там одних долгов на миллион.
Жан был очень доволен своей невинной выдумкой, которая позволяла ему свободно фантазировать. Но тут он приметил, что тюлевая занавеска на одном из окон особняка слегка отодвинулась и тут же вернулась на место, впрочем не так быстро, чтобы он не успел различить за ней лицо бригадира Бешу, который дежурил на первом этаже, в комнате, служившей приемной для посетителей.
– Я гляжу, бригадир все еще на своем посту, – сказал Жан. – Неужели из-за расследования по поводу бриллиантов?
– Точно так, сударь. Я тут слышал, что скоро у нас будут новости. Бригадир оставил здесь троих своих людей.
Жан обрадовался: надо же – трое дюжих молодцов, целая гвардия, вот удача-то! Подобные предосторожности наверняка помогут ему. Не будь здесь представителей власти, его план мог и провалиться.
Он взошел по шести ступеням крыльца и поднялся по лестнице. В гостиной собрались граф с сестрой, Арлетт, Фажеро и Ван Хубен, также явившийся проститься с хозяевами особняка. Атмосфера была вполне мирной: казалось, все присутствующие прекрасно ладят друг с другом, и д’Эннери даже слегка заколебался, хотя и знал, что ему вполне хватит двух-трех минут, дабы посеять в комнате раздор и смятение.
Жильберта де Меламар встретила гостя весьма любезно. Граф с приветливой улыбкой протянул ему руку.
Арлетт, сидевшая в сторонке, подошла к нему – она была счастлива его увидеть. Похоже, никто из этих троих не знал о последних событиях, не читал заметку в газете, лежавшей у него в кармане, и не подозревал о брошенном ему обвинении и предстоящей схватке. Зато Ван Хубен пожал ему руку чрезвычайно холодно. Этому субъекту явно все уже было известно. Ну а Фажеро, сидевший в простенке между двумя окнами, вообще не двинулся с места и продолжал листать альбом, который держал на коленях. Он так явно выражал свою неприязнь к Жану д’Эннери, что тот решил ускорить события и воскликнул:
– Господин Фажеро настолько поглощен своим счастьем, что даже не видит меня… или не хочет видеть!..
«Господин Фажеро» дал понять каким-то неопределенным жестом, что не намерен затевать поединок здесь и сейчас. Однако Жан не хотел с этим соглашаться: ничто не могло помешать ему произнести подготовленные слова и совершить задуманное. Как и все великие полководцы, он полагал, что нужно брать инициативу на себя, заставать противника
