от дел,словно прячась от народа,
тихий ангел пролетел.
Снова утренники будут,
но сквозь эти холода
боль, как битую посуду,
унесёт март в никуда.
В полдень разольётся слякоть
под оранжевым лучом,
и сосульки будут плакать
обо всём и ни о чём.
К ночи снова подморозит,
но к апрелю, не спеша,
через обморок и слёзы
тихо оживёт душа.
Многоточьем, а не точкой
враз набухнут тополя,
и вот-вот взорвутся почки,
и раздышится земля.
И я тихо повторяю,
как за ниточку держусь:
«Если буду жив, то к маю
потихоньку раздышусь».
7–10.03.2006
«Чтоб дни твои продлились на земле…»
Чтоб дни твои продлились на земле,
Ходи смиренномудрым перед Богом,
Не вороши, не тереби, не трогай
Того, что не проявлено во мгле.
О чём тревожиться, когда с тобою Бог,
Когда неразделим ты с целым миром?
Ржавеют обветшавшие кумиры
В пыли давно покинутых дорог.
И зреньем не насытились глаза,
Не насладились уши песнопеньем,
Манит к себе янтарная лоза,
И тело не пресытилось движеньем.
Под тихую мелодию без слов
Иду вперёд без страха и оглядки,
И пусть со мной судьба играет в прятки,
Разгадывать не стану вязь из снов.
Как в юности, душа светла, легка
И вечности распахнута навстречу,
И ничего не жаль в последний вечер,
Вот только – люди, птицы, облака…
30.04.2006
«Под низким и сумрачным небом…»
Под низким и сумрачным небом,
где тучи касаются крыш,
где с былью смыкается небыль,
где бодрствуешь ты или спишь…
Неважно, неважно, неважно,
пусть юность давно за спиной,
поскольку кораблик отважно
взмывает над невской волной,
над страхом внезапной удачи,
над белых ночей забытьём,
над тем, как мы тщательно прячем
любовь под банальным нытьём.
Под бледно-опаловым небом,
где день, не сгорая, горит,
осьмушкой блокадного хлеба
кораблик над шпилем парит.
Неважно, неважно, неважно,
пусть юность давно за спиной,
надежды кораблик отважно
взмывает над невской волной.
Мелькнёт то кормой, то бушпритом
сквозь сирые ветви берёз,
и небо как будто прошито
тесьмой из мальчишеских грёз.
Под северным призрачным небом,
где сердце с волной говорит,
посланцем полярного Феба
кораблик над шпилем горит.
Здесь небо не может иначе,
сияет, а чуть погодя
застенчиво преданность прячет
под зыбкой завесой дождя.
Давно уж на поезд пора мне,
ведь в юность утрачен билет,
но
