ваалов ложь и сквернуРубил, сжигал он, но молчал народ,
Уже его испытывал на верность
В печи коварный мстительный Нимврод.
Отец его богат, слыл мудрецом,
В Харране приторговывал богами.
Аврам пытался говорить с отцом,
Но каждый раз они сшибались лбами.
Кого любить в чужом холодном мире?
Он в гневе был, отчаянье, тоске.
Нет Бога в пошлом золотом кумире,
Нет правды в чёрной крашеной доске.
Что делать, если невозможно жить
От подступившей к горлу вязкой лжи,
А тихий голос совести звенит
Струною, опрокинутой в зенит?
Молился он. И в страстной жажде слова
Была душа зерном для молотьбы.
Всё внешнее сметалось, как полова,
И обнажалась линия судьбы.
К утру ему открылся Элоким,
Среди руин забрезжила дорога,
И впредь неважно, что случится с ним,
Он призван, чтоб исполнить волю Бога.
Его удел – за истиной идти,
Стремиться к ней без устали и меры,
Быть странником, хранителем пути,
Глашатаем любви, свободы, веры.
Гроза прошла. Он вышел на крыльцо.
Был терпкой горечью пронизан воздух.
Светлело небо, холодели звёзды,
И дождь слезами омывал лицо.
Не ведал он, единственный еврей,
Как долог путь от запертых дверей.
Покинуты навек отец и мать.
Не лгать, не убивать, не предавать.
Жертвоприношение
Как мне понять загадку Исаака?
Всегда задумчив, тих, и одинок,
И молчалив. Жил в ожиданье знака
Средь волн пустыни, таинства дорог.
Кому обязан жизнью, зная с детства,
Мечтал о встрече и молил о ней,
И веры драгоценное наследство
Впитал, как губка, с первых детских дней.
В пустыне, меж колодцев и верблюдов,
Жил Бога глас, взыскующий в ночи.
Ждал Исаак, когда свершится чудо,
Пустыни ветер словом зазвучит.
Он в тридцать семь поднялся на вершину,
Безмолвно лёг на жертвенный алтарь.
Бог есть любовь, зачем Он жертву сына
Потребовал, как требовали встарь?
В последний миг предложена замена,
Ответ небес на преданность отца.
Но как измерить испытанья цену
Страданием любимого лица,
Вместившим нежность, боль, любовь, сознанье,
Что всё вершится волею Его,
Сиянье веры, трепетность желанья,
Тщету надежды, страх поверх всего.
Над Мориа диск солнца зябко стынет.
Душа в оцепененье замерла.
Был жертвы акт исполнен, понят, принят…
Но Сарра в этот вечер умерла.
Исход
Пришёл нисан, и зябкий свет луны
В полночной тьме колышет занавески,
Трубит шофар, преграды сметены,
Рабам на волю вручены повестки.
Уже свершились казни, и в Мицраим
Возврата нет.
А будущее? Или
