один, – рыкнул он.
Мою ногу толком не осмотрели, сделали кое-как перевязку и приладили гипс, который уже не подходил к ноге. Мне было неудобно, на просьбу сделать другой гипс – отмахнулись, сказали, что и так нормально. Отпустили с рекомендацией обрабатывать свежие ссадины водкой. Наверное, чтобы мне жизнь вообще мёдом не казалась и ещё больше травмировать ткани.
К сожалению, в тот момент у нас не было денег, чтобы обратиться в платную клинику, к хорошему врачу (спойлер: с платной клиникой нам в итоге тоже не повезло, но об этом позже) и у нас не было знакомых врачей, чтобы обратиться к действительно талантливому специалисту.
Большую часть времени я спала. Это была моя защитная реакция ото всех проблем, которые в одночасье свалились на меня и мою семью. Рыжик меня в этом занятии всецело поддерживал, вытягивался вдоль моей больной ноги и дремал. Общественному настроению мой кот больше не поддавался, вернув себе привычное спокойствием, стараясь делиться им, чем я невольно проникалась, хоть и совсем ненадолго. Время от времени Рыжик выводил меня из моих невесёлых дум, от которых по щекам струились слёзы, шлёпая меня по лицу своей когтистой лапой, либо начинал кусать за руки, злобно отведя уши назад.
Я переключала своё внимание на Рыжика. Старалась успокоиться и не выводить питомца на негативные эмоции. Он переживал, ему не нравилось видеть, что я плачу. Но из-за своего сурового характера Рыжик не умел был нежным котиком, который утешит своим мурлыканьем, прижмется или будет тереться, щекоча своими усами. Да и я наверняка ещё больше раскисла бы от таких нежностей. Поэтому грубая кошачья сила – идеальное лекарство от депрессивного эпизода.
Меня охватило некое оцепенение. Оно пришло сразу, ещё двадцать девятого апреля на пересечении Московской и Астраханской улиц. Наверное, это было к лучшему, не знаю. В тот момент у меня не было никаких эмоций. Мне не хотелось плакать от страха или кричать от злости. Хотя и на то, и на другое я имела полное право. Но моя психика решила, что лучшим вариантом для меня будет просто впасть в эмоциональную тишину. И, если честно, поначалу я не была против. Но со временем жить в таком состоянии стало не то, чтобы трудно – невыносимо.
Целые дни я проводила в кровати. На фоне всегда был включен телевизор, но мне было абсолютно всё равно до мелькающих на нём изображений. Мне было абсолютно всё равно до всего вокруг. Меня не радовали привычные вещи, не было аппетита, не было интереса к книгам, фильмам и всему тому, что я всегда так сильно любила. В какой-то момент жизнь стала пресной бессмыслицей, чередой однотипных дней, которым, казалось, никогда не будет конца.
Казалось, что я просто медленно, но верно тону. И чем дольше я бездействую, тем более призрачным становится шанс вынырнуть и вернуться к своей привычной жизни.
Временами я испытывала тревогу, иногда запоздалое чувство всепоглощающего страха и паники. Это были совсем короткие проблески неких эмоций, что спрятались где-то глубоко-глубоко внутри и находили выход лишь изредка. Чаще всего они заставляли меня
