состоянии давно миновал точку кипения, для Грина было совершенно очевидно. Это в его обманчиво расслабленной позе, в запрокинутой голове, в том, как он выразительно не касался его руки. Они цеплялись друг за друга, как потерянные дети, за секунду до того, как Мятежный услышал Сашины шаги за дверью. Грин не мог подобрать слов, ему просто нужны были эти прикосновения, это прикосновение. Живое. Теплое. То, что уже столько лет удерживает его здесь. Грину давали месяцы, потом с удивлением дали счетчик на годы, а он прожил с того момента почти десять лет.
Он только открыл рот, приглашая друга выдать всю ценную информацию, как вспомнил, что Марку приглашение не нужно. Он не говорил, не рычал даже – выплевывал пополам с тонной яда.
– Ты знаешь, что она опрокинет тебя при первом удобном случае? Это то, как Озерская работает. Будет здесь, пока ей интересно. А потом плюнет на твой труп. Она ненавидит зрячих. И Центр ненавидит. И ты дурак, если думаешь, что что-то в ней изменилось. Если ты думаешь, что Озерская не свалит отсюда в ту же секунду, как ей представится такая возможность, строить свою нормальную жизнь. И не забыв напоследок подставить всех нас. Ты сильно ошибаешься.
Грин на секунду опешил, не зная, с чего именно лучше начать и стоит ли начинать вообще.
– Ты ревнуешь, что ли? Сашу? Я не думал, что вы… Ну. Взаимно эксклюзивны? Я бы ни за что, если бы…
Мятежный оборвал его грубо, раздраженно затряс головой. Весь состоящий из противоречий, он пытался будто сделаться меньше с каждым жестом. Ему хотелось исчезнуть. Он весь был не на месте, и тело ему казалось чужим, неумолимой сжимающейся канареечной клеткой, в которую засунули пеликана. Если бы эмоция могла выворачивать наизнанку – Мятежный бы уже потерял количеству своих выворотов счет.
– Да плевать мне на нее. Я просто знаю ее. И она гнилая маленькая тварь. Это ровно то, что она сделает.
Грин поморщился, покачал головой, не соглашаясь. Он выглядел расстроенным, еще больше – удивленным.
– Перестань. Ты сейчас просто… несправедлив. К ней. И в целом. Я сам разберусь, ладно?
Мятежный оторвался от разглядывания собственных рук, он до сих пор местами был перепачкан кровью и землей, не отходил от Грина ни на шаг с того момента, как они вернулись. Тени под его глазами были не меньше, чем у самого Грина. Может быть, удар не рассчитан был на двоих. Но принимали его все равно двое. Мятежному хотелось бы быть единственным, кто стоит на линии огня. Лучше я, чем он. Грину показалось, что его трясет. Еле заметно. Мелко. Он пытался это скрыть, сжимал руки на коленях до побелевших костяшек, а дрожь становилась только хуже. Мятежный не хотел, чтобы Грин смотрел так глубоко, только он заметил все равно. Мятежного на этой фразе, кажется, чуть не разрывало на части, легко, почти нежно, совершенно неотвратимо.
– Да просто она тебя не заслуживает. Понимаешь ты это или нет?
Что они на самом деле видели, когда смотрели на одного и того же человека?
– А кто заслуживает? – Собственный голос его подвел, Грина сегодня
