медленно приоткрыл дверь погреба, в доме все спали. Не включая свет в своей комнате, он нашел рисунок с фрегатом, тот самый, где вчера вечером дорисовал глаз Боцману, и, обведя корабль в круг, начертил рядом другой, а меж ними – проход, две линии рядом друг с другом, после чего, довольный работой, снова спустился в погреб.
Мамы – народ чуткий. Если тебе, дружок, кажется, что она спит и ничего не слышит, то ты здорово ошибаешься. Маме Жана показалось, что дверь в подвал скрипнула, она бросила сонный взгляд на часы: в лунном свете ходики показывали половину первого. «Нет, почудилось», – решила она и спокойно погрузилась в свой сон обратно, ну а какой, мы рассказывать не станем, это еще одна, но другая тайна Шато Тьерри.
Выйдя из каюты, Капитан Жульер поднялся на мостик.
– Всем занять свои места, вахтенный – право руля.
«Марионетка» качнулась на правый борт и, следуя вдоль каменистой гряды, понеслась на всех парусах. Через два часа такого хода в, казалось бы, бесконечной ленте холмов обнаружился проход, и фрегат проследовал в него, едва не задевая своими скулами ровных, словно вырезанных в базальте огромным острым ножом стен. «Марионетка» вошла в Эфир.
Второе Море «перевернутого мира» являло собой субстанцию более прозрачную, нежели даже родниковая вода, не говоря о полной солей и всяческой живности морской. Корсары с разинутыми от удивления глазами повисли на бортах фрегата, разглядывая новую для них среду и собственные «умытые» физиономии. Могло показаться, что корабль рассекает не воды, но облака, нежные, перьевые покрывала, да и сама «Марионетка», словно оправдывая свое имя, «висела» на невидимых нитях, лениво покачиваясь из стороны в сторону. Жан, стоящий на мостике, изумленно разглядывал все палубы до самого киля вместе с людьми, переборками и содержимым, ибо дерево, ушедшее на постройку судна, сменилось «стеклом». Вечно грязные, обряженные Бог весть во что флибустьеры также поменяли внешний вид – одежда, как хрупкая слюда, прикрывала их выбеленные тела, на коих то тут, то там обозначались более темные пятна и полосы.
Жан припомнил одну из многочисленных книжек в родительском доме под названием «Строение человеческого тела». Мужчина со «снятой» кожей демонстрировал все то многообразие органов, что запихнул внутрь Адама Господь Бог. Мальчик завороженно проводил пальцем по картинке, а отец подсказывал: «Это желудок, это сердце, это почки, а вот это легкие».
«Мой Бог, – осенило Жана, – да ведь я вижу внутренности своих головорезов, черт, это же мечта доктора». Он с нескрываемым интересом стал изучать полупрозрачные фигуры, тыкающие друг в друга пальцами и гогочущие от восторга, ибо видели то же, что и Капитан.
– Боцман, – Жан подозвал помощника, – не подскажете ли мне, отчего ваша селезенка кажется гораздо темнее всего остального?
– Последнее время, сир, мучаюсь сильными болями, – и Боцман, поморщившись, прижал белесую руку к такому же по цвету боку.
– Ясно, – уверенно произнес Жан. – Мы видим болезни, пораженные органы меняют цвет, да, удивительное
