и тем, что моряки называли «кровавым поносом», но если я вроде бы выздоравливала, то Джери – нет.
Начиная говорить, она кашляла каждые несколько слов. А несло ее так сильно и часто, что в кишечнике не осталось ничего, кроме черной воды, и ее живот, раздутый, как будто ей предстояло родить, был пуст. Последние дни она отдавала свою порцию еды мне, потому что в ней пища все равно не задерживалась. Джери была на пять лет старше меня, но теперь я была сильнее ее.
– Молчи, сестра, – сказала я, похлопывая ее по руке и обтирая лицо крошечным уголком рубашки, самым чистым кусочком, который смогла найти. Я обняла Джери: сидеть сама она уже не могла. – Просто лежи.
Ее голова упала мне на плечо. Корабль с белыми парусами мотало туда-сюда – к качке я уже привыкла, но ненавидела ее по-прежнему. Джери что-то пробормотала.
– Что ты сказала?
– Не думаю… – Она кашлянула так, будто хотела выплюнуть легкие, затем прочистила горло. – Не думаю, что я… Продолжай учиться. Помнишь? «А это что за слово?»
Я поморщилась в темноте, расслышав в голосе сестры смешок. Ее дрожащие кости упирались мне в бок. Она так исхудала, что каждый ее вдох казался мне собственным.
– Ты о чем?
– Слушай.
Я понимала, о чем она говорит. Слово за словом она заставляла меня изучать языки находившихся рядом людей – не как на базарах в качестве развлечения, а серьезно и последовательно. Джери советовала мне внимательно прислушиваться к болтовне кучки мужчин йоруба в противоположном углу, женщины игбо и ее ребенка, сидевших рядом с нами, женщины фула, о которой другие шептались, что она ведьма, и португальских моряков, бегавших вверх и вниз по скрипучим деревянным трапам, то швыряя нам еду и воду, то вытаскивая нас на палубу.
– Что он говорит? – спросила Джери, имея в виду человека из племени акан, который звучно проклинал всех и вся, но особенно разбойников йоруба, которые его схватили, и португальцев, которые его купили и заперли на этом корабле.
На этот раз пришла моя очередь смеяться.
– Он говорит…
Голос мужчины теперь был самым громким, а йоруба выкрикивали оскорбления в ответ.
– Он говорит, что их матери, как собаки… а отцы выползли из реки.
Джери попыталась засмеяться, но вместо этого опять закашлялась.
– А теперь, сестрица, скажи-ка, сколько языков ты знаешь?
Я вздохнула. Живот у меня урчал от голода, но я научилась не обращать внимания.
– Эве, йоруба, фон, немного фула, немного арабский… Несколько слов на английском и португальском языках. Да, еще асанте. Восемь.
– Бассари забыла.
– Да, точно. Девять.
– Хорошо. Значит, у тебя в запасе достаточно слов, чтобы говорить на этих языках, найти себе занятие и пробиться…
Я решила, что из-за лихорадки
