дороге она спала. Он сидел на несколько рядов дальше и, хотя ее лица видеть не мог, понял это по тому, как свешивалась набок ее голова. Он и сам уже некоторое время боролся со сном – сказывались духота и бессонные часы прошедшей ночи. Когда автобус остановился, женщина подскочила на сиденье, и он вместе с ней.
Он встал, потянулся, слушая, как протестующе стонет все тело. Он уже слишком стар для такого путешествия, подумал он, хотя в автобусе было несколько мужчин и женщин старше его лет на десять, а то и больше, и они просидели без жалоб всю дорогу и, вероятно, просидят так же до самого конца. Анри оставался в автобусе до последнего, пока не решил, что рискует привлечь к себе внимание. Он двинулся к выходу, опустив голову, но все же не мог удержаться, чтобы не оглянуться, проходя мимо, и заметил выражение, промелькнувшее на ее лице, – паника, подумал он. Однако заставил себя идти дальше и не лезть не в свое дело.
Устроившись в кафе рядом с заправочной станцией, он стал ждать, пока она тоже выйдет из автобуса. Когда она наконец вышла, то сжимала в руках сумку с такой силой, будто ждала, что в любой момент ее кто-то выхватит. В кафе она пошла за другими женщинами в туалет. Он заказал café, бросил в него кусочек сахара и выпил, стараясь не морщиться от горечи. Испанский кофе был одной из многих особенностей жизни в Гранаде, с которыми он никак не мог примириться.
Из туалета она вернулась с еще более растерянным видом. Шла медленно, как будто отяжелев от глубокого сна. Ему стало интересно, когда она в последний раз ела, хорошо ли переносит солнце и местную жару. Ее белая кожа подсказывала, что едва ли.
Она подошла к стойке бара и села рядом с Анри. Он повернул голову и заметил маленькую родинку у нее на шее сбоку. Ее рука приподнялась – наверное, позвать бармена, – и он увидел, что рука слегка дрожит. Он не знал, говорит ли женщина по-испански, хотя бы чуть-чуть, а если нет, то не этим ли объясняется замешательство, которое он уловил в ее лице, когда автобус остановился. Возможно, она проспала предупреждение об остановке, но теперь он засомневался, что это что-то изменило бы.
Анри заказал два пунша, пододвинул один к ней и по-испански посоветовал выпить. Она растерянно посмотрела на него. Значит, не испанка. Он повторил по-французски и увидел, как ее взгляд прояснился – кажется, она его поняла. Он еще раз предложил ей выпить, потом заказал бокадильо. Спросил, куда она едет, далеко ли, и посоветовал ей поесть.
– Вы почувствуете себя лучше, – пообещал он.
Она поблагодарила его, и он понял, что она говорит искренне, увидел в ее лице явное облегчение. Он знал, что не должен был этого делать. Он здесь не для того, чтобы о ней заботиться. Он здесь для того, чтобы забрать деньги и отвезти их обратно. Едва ли она его запомнит – взгляд у нее стеклянный. И все же он понимал, что сильно рискует.
Анри ощутил какое-то прикосновение – это была ее кожаная сумка. Раньше он этого не замечал, но теперь осознал, что сумка наполовину лежит у него
