складки и поэтому натирают ногу, а портянку – её только встряхнул, перемотал другим концом – и будто свежую надел. О том, что бегать и ходить в них удобнее. О том, что они так не рвутся и не протираются, как носки.
В общем – старался, как мог. И даже попытался некоторым помочь «замотать ногу в куколку», как любил приговаривать Глинский-старший. Но без сноровки у многих городских юношей всё равно не получалось. И вот эти «портяночные антагонисты», несмотря на приказ упаковывать носки вместе с остальной гражданской одеждой для последующей отправки домой, всё же их припрятали. И прибыли в них на лагерный сбор. Там-то их всех сразу же и «взяли с поличным», потому что эта история повторялась из года в год.
Всех новобранцев попросту построили и приказали снять сапоги. М-да. Как писал один не очень известный критик в середине XIX века: «Правда явилась во всём своём ужасном великолепии». И Борис тоже попал «под раздачу». Он хоть и был в портянках, но не в «уставных», а в тех, что отец привёз, во фланелевых. Эти фланелевые портянки разозлили начальника курса, майора Шубенка, ещё больше, чем носки. Он долго пристально разглядывал Глинского и наконец процедил:
– Любите себя, товарищ курсант? Жалеете?
Борис вспыхнул, но ответил неожиданно для себя спокойно и без вызова:
– Не думал об этом, товарищ майор.
Шубенок нахмурился, пытаясь понять, есть ли в словах курсанта дерзость, к окончательному выводу не пришёл, но решение принял командирское:
– А вы подумайте. И чтоб крепче думалось – вам я также объявляю взыскание. Для начала – замечаньице.
– Есть замечание, товарищ майор, – бодро откликнулся Глинский, радуясь, что Шубенок не обратил внимания на его разношенные сапоги. Все дело в том, что просто Борис их умел чистить лучше многих своих однокурсников, потому-то его обувь – без пристального разглядывания – казалась даже более новой, чем у других…
На том же самом построении начальник лагерного сбора полковник Яремко обратился к курсантам с короткой, но смачной речью, в ходе которой произнёс сакраментальную фразу:
– Видите забор? Кто не видит забор – выйти из строя! Так… Стало быть, все видят. Кого увижу за забором, тот увидит меня в последний раз!
А забор-то и впрямь был очень плохо виден из-за закрывавшей его густой растительности…
Впрочем, по «закону парности» уже через пару дней Боря получил уже и выговор – за то, что в вечернее время справил в кустах малую нужду, не доходя до туалета, а дежурный по лагерному сбору засёк. «Ну ты поссал!» – ухмылялись одногруппники.
Но в целом Глинский прошёл КМБ достаточно легко – сказались и спортивная подготовка, и отцовское воспитание. Для Бори многое было если не в новинку, то уж точно не в диковинку. Он легко бегал кроссы, нормально отстрелялся на стрельбище, умело окапывался и вообще достаточно легко переносил «тяготы и лишения воинской службы». Многие их переносили гораздо труднее. Командиром
