очень хорошо сиделось.
Завтра была пятница. По уму, так на работу вообще следовало забить. Эфиры у Маши были по вторникам, к следующему всё давно было подснято, смонтировано, согласовано с рекламодателем. «Так и сделаем», – подумала Маша, пригубив коньяк. В зеркале отражалась темноволосая, очень соблазнительная особа с бокалом в руке. В этом же кресле (откроем её маленький секрет) она репетировала некоторые особо выразительные телевизионные позы. Да и не только телевизионные. Ещё на старой квартире. С Олежкой.
Маша потянулась. Поджала ноги. Потом опять вытянула. Встала, прошлась.
Мальчишка в ванной перестал плескаться. Как будто прислушивался. «А вдруг, блин, он и вправду экстрасенс? – мелькнула у Маши весёлая мысль. – Тогда пусть поволнуется…»
– Ты чего там, Пашка, не утонул? – осведомилась она как ни в чём не бывало.
– Я сейчас выхожу, – очень ровно ответил Пашка.
И вышел.
Высокий. Широкоплечий. Махровый халат аккуратно перевязан на бёдрах пояском. Светлые волосы, длинные, мокрые, как тогда, под дождём. Тут у самой крыша поедет.
– Так ты говоришь, ты всё чувствуешь? – прошептала Маша. Всё-таки она слегка опьянела.
Пашка хотел что-то сказать, но промолчал. А потом уже и не надо было ничего говорить.
Ну и что? Кто первый бросит в Машу камень? Мы не станем.
Да, Машиной добродетели хватило ненадолго. Да, парнишка оказался вполне опытным. Но обратимся к статистике: в этот самый час в Машином двадцатиэтажном доме примерно то же самое (с некоторыми вариациями) происходило в десяти квартирах на различных этажах. Ханжеская мораль не выдерживает проверки статистикой: это – мыльный пузырь, что дрожит мелкой дрожью, перед тем как бесславно лопнуть. Или, точнее сказать, презерватив б/у, который так и хочется наполнить водой и сбросить с высоты двадцатого этажа – на кого бог пошлёт? На расшалившегося Пашку пришлось накричать: во-первых, он мог травмировать прохожих, во-вторых, дул холодный ветер, а Пашка был простужен. Хотя сердилась Маша больше для порядка. Она и сама с огромным удовольствием выскочила на балкон в чём была, и они стояли рядом, обнявшись и глядя в темноту, пока не замёрзли.
Ещё немного времени спустя он спросил Машу:
– Тебе стало лучше?
Вопрос был скандально нескромным. Но она кивнула.
– И ты больше не хочешь умереть?
Маша похолодела. Никогда ещё она не формулировала задачу так жёстко и окончательно. Но этот милый парень слишком глубоко забрался к ней в душу. Не с ногами, нет. С ласковой, участливой улыбкой.
Она прибавила свет и посмотрела на него в упор.
– Кто ты такой, Паша, чтобы говорить мне такие вещи?
– Я и сам не знаю, кто я, – печально ответил он. – Мне было тринадцать, когда отец умер. У него был приступ астмы. Я узнал об этом в школе.
– Прости.
– Я не просто узнал об этом. Я знал об этом раньше. Он сообщил мне.
– Ты опять
