гостинцы лишь после ухода незваного гостя). Аккуратно вылизывал миску. Неумело улыбался в знак благодарности.
Вот если бы морозец ударил, тогда бы наступил для пса рай земной. Лапы мало что саднили от незаживающих ран, так и мерзли в вечной сырости.
– Эх, друг Шарик, – жалел пса Николай, – и за какие такие заслуги обрекли тебя люди на муки? Ну, давай я тебя отпущу. Две штакетины долой – и вот она, свобода.
Мухтар вертел головой, не спуская глаз с лежавших на заборе ладоней. Ворчал, предупреждая о недопустимости косвенно высказываемых намерений. Дружба дружбой, а все остальное от него не зависит.
«Если бы хотел, я бы и без тебя справился», – думал он, страдая от будоражащих душу противоречий.
– Если бы хотел, ты бы и без меня справился, – разводил руками не решающийся на смелый шаг Николай. – А так, гляди, разорвешь еще. Ну что косишься? На волю-то хочется?
Мухтар-Шарик вздыхал в ответ. Отворачивался. Прятался в будке. На волю хотелось. Но не бросать же дом без охраны!
Дни проходили за днями, а зима не баловала морозами. Ледяная вонючая жижа доставляла собаке невыносимые страдания. Раны гноились. Пес не мог теперь заползти в будку и вынужден был сидеть на крыше.
Старуха Тарасовна сжалилась и перекинула через забор старый ватный матрац. Мухтар оттащил его в угол, пристроил на сваленных в кучу досках и с наслаждением вытянулся в полный рост на мягкой сухой постилке. Теперь можно и отдохнуть. Насладиться моментом, пока вата не пропиталась грязью. Пара часов спокойного, почти комфортного отдыха обеспечена. Только бы не помешал никто. Мухтар повозился, устраиваясь поудобнее, вздохнул. И замер.
Николай охнул, увидев вытянутое тело. Опоздал-таки! Боялся чего-то. Добоялся. Друга, похоже, потерял.
– Ну как же ты…
Навалился на забор, пытаясь дотянуться до неподвижного тела. Может, есть надежда…
Забор не выдержал. Среднее звено со скрипом наклонилось и стало медленно падать на спящую собаку. Мухтар очнулся. Спросонья отпрыгнул в сторону – как раз на будку и приземлился. Строение не выдержало внезапной атаки. Крыша вместе с люком провалилась внутрь. Истошный собачий лай захлебнулся в жалобном визге.
– Шарик! Я сейчас… – кряхтел Николай, выбираясь из грязе-дощатого плена.
– Что деется, прости Господи! – перекрестилась на почтовый ящик старуха Тарасовна. – Совсем тронулись алкаши! Среди белого дня прямо через собаку в пустой дом лезут. Милицию звать, что ли? Хотя чего там брать? Лешка-то до последней меблины все повывез. И потом, мне за собаку плотют, а не за дом. Да и в церковь пора. Не стоять же у задней стенки всю службу.
Взвесив все возможные для невмешательства причины, Тарасовна не стала дожидаться конца переполоха, а, прихватив сумку, поковыляла в сторону проспекта. До церкви приходилось добираться на троллейбусе. А потом два квартала пешком.
