башки?
Но с Тобольскими – вопиющий случай. Операция прошла успешно – и здесь, как обычно, Лилит почти сутки проходила с новой душой, а потом раз – и сожрало ее изнутри. Н.Ч. пояснил: чаще всего стремительное поглощение наступает сразу, но, бывает, задерживается, бывает, ведущая душа борется с отторжением донорской. Варламу казалось, что все это неубедительно. Семь случаев, теперь восемь. Какая может быть статистика? А Лилит почти сутки отходила, почти отыграла сольник, хотя нет, стремительное поглощение началось еще на первом произведении.
Варлам видел, как она умерла, – идеально подобранная душа, великолепная, дорогущая, просто пропала в теле скверной девчонки. Какое расточительство! Варламу стало больно, будто что-то внутри надломилось, хотя он все списал на спазмы желудка. Как же он так просчитался? У Варлама на практике случались аллергические реакции, но стремительное – никогда, и он был уверен, что с его талантом подобного не произойдет. Еще как!
Тобольские скандалили недолго, по бумагам Банк Душ оставался чист, они же сами всё подписали и о рисках знали тоже. Люди не боятся несчастий, пока они не случаются с ними. Им кажется, пока не коснулось, несчастий не существует: где угодно, но не рядом. А там раз-два – и конец.
Тик-тук-тук.
Папа защищал меня ото всех, кроме нее. Чем хуже ей становилось, тем реже она куда-то выходила. Мне было грустно, что ей плохо. Когда она превращалась в сумасшедшую, она много кричала, плакала и иногда не успевала добежать до туалета. Она была дома, и это было хорошо и страшно. Она могла лупануть, случайно, потому что ей было плохо. Все равно страшно. Здорово, что я уехал, когда она умерла. Папа без нее жить не хотел, и то, что он написывает мне, как малое дитя, тоже по-дурацки. Ему стоит застрелиться. Надо ему посоветовать. У бурундуков периодически отпадает хвост. Соседская девчонка держала бурундуков вместо крыс у себя в комнате. Поднимала этих ублюдков вверх за хвостик, а хвостик-то и отваливался. У нее один бурундук так голову разбил. А она любила забирать меня из школы, когда еще ориентировалась в пространстве. Покупала в пекарне засахаренные комочки «Зубоплюй» из теста, но «Жареного котика» себе не брала, она была по крысам. Она палкой отгоняла Адриана с его шайкой, даже когда он не гнался, он вообще-то никогда не гнался за школой. Но она брала палку и крутила вокруг себя, била воздух. Всех отгоняла. Она не разрешала меня обижать. Она сама могла, случайно. Не со зла. Когда била, потом всегда плакала. И я вместе с ней, потому что жалко ее было.
Тик-тук-тук.
Варлам еще несколько раз перепроверил. Крохотные кусочки бумаги прилипли к зубам и к нёбу, отдавали горечью. Ошибок быть не могло, но случилось же. В остальном Аукцион прошел блестяще. Кому есть дело до одного отторжения, когда здесь целый парад успешных пересадок. Только Варламу. Как-то же он облажался.
– Опять налажал, Варлам-Хер-Вам.
Адриан любил повторять это по поводу и без: когда у Варлама сваливались очки, когда ему рвали тетради, плевали в еду, когда, зацепившись за слово, торопливо рассказывал,
