почесывая за ушком, крутя перед нею плюшевых мышей на палочках. Но зато к Сандро кошка так ластилась, словно его колени были созданы специально для ее серого задка. Поначалу Массимо шутил: «Эта тварь не понимает своего блага. Неблагодарная кошара. Кто, по ее мнению, покупает ей куриную печенку? Хорошо еще, хоть жена меня ценит».
Я смеялась и поддразнивала, что Мисти – единственное существо женского пола, которое отнюдь не считает Массимо замечательным. Он принимал вызов, обещая, что кошка полюбит его больше всех, стоит ему только включить свое неотразимое обаяние.
Несколько месяцев подряд он упорствовал, не в силах поверить, что существует хоть одно живое существо, неподвластное явлению природы по имени Массимо Фаринелли. Но любое рыбное подношение, попытки махать игрушкой или призывное «кис-кис-кис» Мисти встречала презрительным взглядом, а потом разворачивалась и уходила, чтобы запрыгнуть на колени к нашему сыну.
Сандро тоже пытался склонить сердечко Мисти к отцу, соблазняя ее кусочками курицы. Но та секунд на пять вспрыгивала на колени к Массимо, съедала угощение, после чего, пренебрежительно махнув хвостом, уходила, и мужу оставалось лишь смеяться или злиться, а Сандро втайне радовался, что хоть что-то у него получается лучше, чем у отца.
Теперь, спустя месяц после исчезновения Мисти, каждую ночь, когда я лежала в постели, мне слышался то предательский звон ее колокольчика за кошачьим лазом, то жалобное мяуканье на крыше гаража. Я на цыпочках спускалась проверить, но не находила и следа кошки. Когда я возвращалась в постель, Массимо обнимал меня и прижимал к груди, пока я рыдала навзрыд. Я была не в силах бросить поиски: как раз сегодня мы с Сандро еще раз обошли район, прикрепляя маленькие фотографии, на которых Мисти великолепными янтарными глазами смотрела в камеру, и умоляя читающих поискать у себя в сараях и гаражах. К горю по поводу исчезновения кошки прибавилась еще и печаль: отец все быстрее терял память, и его некогда острый ум постепенно превращался в пену, где бурлила неразбериха чувств, которые мне было трудно контролировать. Каждая канцелярская кнопка, которую я втыкала в столбик ворот, каждый плакат, который я прикрепляла к витрине магазина, вызывали у меня ощущение, что я пытаюсь отыскать не столько кошку, сколько самое себя. Все равно что предлагать награду за женщину, которой я была десять лет назад, до того, как Массимо завлек меня своим викторианским особняком, высоким положением на работе, желанием иметь детей. Тогда мне было двадцать пять и я жила вместе с отцом в доме 1930-х годов, Массимо же обрисовал мне заманчивую картину принадлежности к новому племени. У семьи, которая даже по самым незначительным событиям устраивает шикарные импровизированные барбекю с шампанским, всегда найдется кусок и еще для одного. Разительное отличие от нашего дома с простенькими тюлевыми занавесками, тупыми ножами и пластиковой посудой. А все мое мировоззрение ограничивалось благонамеренным советом отца: «Никогда не бери на себя слишком много».
Массимо же, помимо всего прочего, очаровал меня
