именно я сяду за руль грузовика. С револьвером мне будет проще принять бой, если в этом возникнет необходимость. С винтовкой-то я точно управиться за баранкой не смогу. Кто её крутить-то будет, если стрелять понадобится? Поэтому пусть винтовка будет у вас. И вы прикрывать меня ею будете, в том числе и тогда, когда я в кабину полезу. Вы говорите, водитель ушёл в здание?
– Да, – кивнул лейтенант ГБ. – Минут пять назад.
– Вот и славно. Вот и пусть отдыхает. А нам пора.
– Что, сейчас?
– А чего ждать-то? Раньше начнём – раньше кончим, в смысле выберемся к своим, – сказал я и вопросительно посмотрел на Воронцова, опять забыв, что он ничего не видит в окружающей нас темноте.
Тот чуть помялся, а затем протянул мне револьвер и финку. Я взял в руки оружие, откинул дверцу барабана семизарядного револьвера, убедился, что патроны на месте, и положил его в один карман пижамы, а финку устроил в другой.
Воронцов хмыкнул, взял в руки винтовку и прошептал:
– Ну что, пошли, что ль, посмотрим, что на улице творится? Проведём, так сказать, рекогносцировку. А там видно будет.
Мысль была здравая, я поднялся и последовал за ним. Вскоре мы оказались в соседней комнате.
Обычное прямоугольное помещение со столом, валяющейся на полу лампой, грубой кушеткой, несколькими шкафами и парой колченогих стульев. Пробежал взглядом по стенам и отметил, что оконный проём одной из стен заложен мешками с песком и кирпичами. Подошёл ближе и убедился, что кладка положена без раствора. Вероятно, когда тут располагался госпиталь, окно по какой-то причине разбилось, и его просто заложили чем смогли.
В щель, что нашлась в кладке, посмотрел на улицу. Обзор был небольшим, но наблюдение показало, что на улице гитлеровцев нет. Перед полуподвальным помещением, в котором мы находились, густо росли деревья и кустарник. На дворе стоял поздний вечер. Луна скрылась за тучами, поэтому шансы выбраться незаметными через это окно на противоположную сторону у нас были достаточно велики. Посмотрев вправо от здания, что находилось напротив, обнаружил выглядывающий из-за кирпичной стены бампер и тент грузовика.
«Наверное, именно о нём и говорил лейтенант ГБ», – резонно предположил я и аккуратно вытащил один из кирпичей кладки.
Тут же раздался зловещий шёпот стоящего рядом и смотрящего на улицу в соседнюю щель Воронцова:
– Забабашкин, ты чего творишь? Немедленно прекрати шуметь!
– Не бойтесь, товарищ командир, я потихоньку, – ответил я, положив кирпич на пол.
– А что ты делаешь-то? – всё ещё не понимал тот, держась за стену, как за ориентир.
Пришлось рассказать.
– А как ты их разглядеть-то можешь? Или ты что, видишь в темноте? – удивился тот.
– Не очень отчётливо, но вижу, – соврал я. – Поэтому кое-что разглядеть могу. Это у меня с детства так зрение работает. Не раз выручало.
– Вот как. А я и смотрю, что по характеристике, пришедшей на тебя, все нормы ГТО сданы на «отлично». Характеризуют тебя именно как отличника боевой подготовки.
