смерть и работа, нужно многое сделать или просто успеть сделать, но может быстро наступить ночь, и от тебя останется только раздавленный кусок плоти и немного жидкости.
Но ты сейчас ребёнок и едешь домой в 19:30 по расписанию, а те, кто бегал, исчезли… даже из твоей памяти исчезли. Они так и остались здесь, без тебя. А ты едешь и в окно смотришь, как оно всё живёт без тебя.
КОГДА СТРАШНО.. (Чем-то обьединенные зарисовки, разделенные троеточиями)
"Они сказали ему: "Нам виделись сны, а истолковать их некому". Иосиф сказал им: "Не от Бога ли истолкования? Расскажите мне". (Бытие, 40:8)
…
Проходит время. Ты передвигаешься по затопленной улице и видишь, насколько красивы дома внутри, но тебе нельзя заходить – можно только наблюдать и пытаться запомнить последовательность с первого раза. Дома похожи на однокомнатные одноэтажные прозрачные помещения, большой мертвой гусеницей лежащие от горизонта до горизонта. С другой, недоступной стороны домов – закатное, последнее на сегодня солнце. Оно освещает дома и наполняет твой путь светлой печалью. Вода прибывает, и уже немного страшно двигаться дальше – путь в ночь, в ночь, которая бесповоротно поглотит тебя, заполнит лёгкие и замурует глаза. Но с другой стороны прозрачных домов, словно бы, жизнь. Ты смотришь на дверь, единственную дверь в этом бесконечном и однообразном скоплении домов, но если её открыть, тогда вся твоя ночь хлынет в эти прекрасные и такие далёкие для тебя дома. Ты продолжаешь путь, путь в ночь.
Был период в моей жизни, когда вся жизнь начиналась исключительно ночью. Мы очень любили гулять, но не как обычно – разговаривая и впустую тратя энергию. Мы гуляли молча, в наушниках, каждый слушая свою музыку. В эту ночь в моём плейлисте оживал Филип Гласс, а мы договорились снова пойти гулять по кладбищу. Проходя мимо могил, памятников, смотря на эти, еще живые на фотографиях, лица, понимаешь, насколько печально и непредсказуемо время обмануло этих людей. Особенно тяжело проходить мимо детских могил. Ты клянёшься этим маленьким созданиям еще раз прожить отпущенное им время, приглашаешь их в себя, обещаешь им всё, что рождает твоё отцовское чувство. Но сейчас, без тебя, когда ты уйдёшь, останутся только глаза – замкнутые, застывшие, ещё живые глаза, глядящие куда-то туда, где всё ещё продолжается.
Роли в реальности исполняли:
диван – существо, имеющее многие мягкие и снотворные свойства;
дедушка – вымирающий вид носителей древнего сознания;
телевизор – паразит, симбиотически продолжающий существовать за счёт поддержки преданных и абсолютно, почти во всём, доверяющих ему телезрителей;
внук – потенциальный хранитель и селекционер многих видов внушаемых ему отовсюду воздействий, ароматов и единородных шептаний из сияющего Никогда;
бабушка – специалист по коммуникациям между учебниками и головным мозгом внука, источник пищевого наслаждения и неиссякаемая кладезь печального миросозерцания.
Дедушка лежал на диване и смотрел телевизор. Внук сидел в кладовке и в темноте слушал
