у них урной для публичного плевания, а к его могиле не иссякнет поток паломником со всех уголков истории континентов и цивилизаций с единственной целью – на ней опорожниться. Гнилой душонке, насмерть присосавшейся к власти, извивающейся и пресекающей любую вероятность остаться вне ее, парализованной ожиданием климакса истории своей нации, служившей ее шумным заявлением континентам, будет как бы возвращено свое место. Но у этой история нет счастливого финала. Не сумев остаться самим собой, не разглядеть лица будущего. И там это знают. «Цивилизация», что культивирует приоритет самой себя, не может стать другой. Сиденье ее культиватора занимает социопат, преступный элемент по убеждениям, лишь на том основании, что «больше некому», – и это должно говорить, какой сорт будущего ждет каждого, кто входит с ними в контакт. Больной подонок на главном унитазе страны оказался конечным замыслом их эволюции. Культура концентрационных лагерей именно потому так импонирует каждому из них, что она воспроизводит их собственную культуру, их мировоззрение, их восприятие мира…
Я хотел бы сказать, что Мелкий, будучи безукоризненным, блистательным, самым ясным выражением той самой сути феномена своей «цивилизации пней», той самобытной души в наколках, являясь выражением каждого их них, всех тайных намерений и заветных ожиданий, – своего рода конечный эквивалент их стоимости на рынке всемирной истории. Все они без исключения так громко, самозабвенно хлопали стоя, возводя его на пьедестал абсолюта поголовно всех своих ценностей, что вариантов не видели даже другие истуканы. И на вопрос, «что можно сделать, чтобы исключить там в будущем появления у власти другого такого мелкого», ответ будет:
Ничего.
Он есть они.
Это проклятая земля и мертвая почва.
– Не знаю, – ответил я.
Эльф закрыл глаза. Он сидел в своей любимой позе – откинув затылок к стене.
– И я тоже не знаю, – сказал он. – Поэтому нам надо знать, может ли ваш вариант вездехода успеть уйти на большой скорости с большим грузом на прицепе.
– Вес модуля вы, конечно, не знаете?
– Нет. Но мы ждали этот вопрос. Можем сказать с большим запасом неопределенности. В пересчете на вашу систему измерений, он не должен быть больше пятнадцати тонн.
Я сразу прикинул, как бы примерно то же самое выглядело в натуральном виде. Эскизы давали почти буквальное подтверждение его слов. Обрывки пергамента на столе просто просились на стену в дорогое строгое обрамление. Все вместе получалось даже больше, чем нужно для уверенной присадки на ведущую ось и сцепления с грунтом. Но под колесами будет не асфальт. Одним богам известно, чем мог закончиться такой слалом посреди ночи. С хорошими тормозами вопрос упирался только в одно: в навигацию. Дорога в горах состояла из отрезков ускорений и торможений, и ошибка на любом из них могла кончиться очень плохо.
– Куда,
