леди, не подобает посещать дома молодых господ, – произносит он, подчеркнуто строго глядя на меня. – Селена ещё слишком наивна и неопытна, чтобы понимать такие вещи.
Ульрик мгновенно вскидывает брови, демонстрируя притворное удивление.
– О, что вы! – его голос почти вибрирует от поспешного оправдания. Он суетливо машет руками, словно стараясь отмахнуться от оскорбления. – Я вовсе не это имел в виду! Даже в мыслях бы не посмел…
Великие боги, заберите меня отсюда.
Как будто они всё ещё существуют и слышат мои мольбы, издалека доносится голос Ренны:
– Моя Госпожа! – кричит она, стремительно приближаясь.
Она бросает быстрый взгляд на моих собеседников, её лицо принимает маску удивления. Сгибаясь в низком поклоне, Ренна произносит с почти излишним почтением:
– Многоуважаемый Глава, господин Ульрик.
Откуда она вообще помнит его имя? Даже я его едва припомнила.
– Прошу простить мою настойчивость, но Госпоже пора идти, – продолжает она, ровно и уверенно.
– У леди много дел, и не все из них предназначены для мужских ушей, – добавляю я с загадочной улыбкой. – Простите меня, Господа, но мне действительно нужно уходить.
– Да-да, леди Селена, было истинным удовольствием встретиться, – проговаривает Ульрик своим приторно-сладким голосом.
От его интонации нутро словно переворачивается. Я заставляю себя выдавить ещё одну милую улыбку. Почти развернувшись, готовая наконец уйти, слышу голос отца, резко обрывающий моё спасение:
– Селена, откуда ты шла? – его слова звучат с холодным нажимом, в них проскальзывает что-то настораживающее.
Сердце замерло, пропустив удар. Он знает. Он всё знает.
– О чём вы, отец? – отвечаю я как можно более спокойно, но в голове бушует паника. – Я просто гуляла по территории…
Замолкаю, выдерживаю паузу, а затем делаю лицо печальным, даже скорбным.
– Я ходила проверить лошадь матери. Её любимую.
Его взгляд становится острым, он прищуривается, словно оценивая, можно ли мне верить.
Но это поле, где я всегда побеждаю. Каким бы он ни был, кем бы он ни становился, любовь к ней, к матери, всегда была его слабостью. Странной, болезненной любовью, но настоящей.
– Ступай, – наконец произносит отец, его голос звучит как безапелляционный вердикт.
Слова освобождают меня, словно магическое заклинание. Я выдыхаю, будто только что вынырнула из ледяной воды, где задержала дыхание на бесконечно долгие минуты.
Облегчение наваливается на плечи, но я усилием воли удерживаю осанку – ни один мускул не должен выдать моего внутреннего трепета.
Мы с Ренной отходим достаточно далеко, чтобы голоса за спиной стали лишь шёпотом.
Наклонившись чуть ближе к ней, я произношу:
– Хоть
