в дверь.
– Я могу зайти? У меня есть тут один документ, вы кажется, уже получали такое…
Женщина мельком глянула на эмблему Института на конверте и пожала плечами.
Эмилио заметил на ее правой руке голубую шелковую перчатку, котороя скрывалась под майкой, под тканью выступали твердые пластиковые грани. Из- за этой перчатки девушка напоминала брошенную невесту.
– Раз двадцать получали. Он эти письма даже не открывает, двери ими прокладывает. И ругается на вас, ругается и ругается… Вы забрать эту штуку хотите?
– А вы знаете о чем речь? – оживился Эмилио. Может быть выдадите мне? Или хотите, съездим в офис вместе, сдадим по акту.
– Вот мне время девать некуда, всякое барахло по акту сдавать. Ну заходите, я налью агавы.
Эмилио прошел на маленькую кухню, путаясь в развешанном белье.
– Вас зовут Клаудина, если не ошибаюсь?
– Нет, Клаудина старшая сестра, она живет в Америке. А я Руфина, а эта linda-подкинула женщина ребенка – моя Тута. Проходите сюда, во двор, тут у нас миленько, поставили недавно скамейку и распустили orosko. Хоть маленький, но свой двор, знаете…
Эмилио сел, глядя на растрескавшийся бетонный пол. Женщина уместилась на низкой скамейке.
– Проблем нет, я даже знаю, где она лежит, эта штука. Он ее прячет на самом верху шкафа, в обувной коробке. Она довольно тяжелая, хоть и маленькая, и сто лет как не работает.
– А откуда вы знаете, что она не работает? Вы ее включали?
– Просто глянете на нее и сразу поймете, что ей только орехи колоть и дверь подпирать. А он таскал с собой всюду в своей сумке, простите, даже по нужде не расставался.
– Может быть, принесете ее. А почему он сейчас оставил?
– Погодите… Я вот чего боюсь. У него стал такой скандальный характер, ну знаете, как у всех стариков. Вернется из госпиталя, полезет проверять, ее нет… Будет черт знает что, будет шум. Может быть вы как —нибудь ему сообщите, что забираете? А то опять я буду во всем виновата.
За стеной дворика Эмилио услышал пение. Пела женщина приятным чистым голосом.
– Это поет филипиннец. Старый филипинец, а голос как у примы. —
Руфина задумалась.
– Позвоните ему!
– Филипинцу?
– Да нет, моему отцу! Позвоните ему, он сейчас как раз должен быть свободен после процедур.
– Я звонил, – ответил Эмилио.– Как только он слышит, что я из Института, он бросает трубку. Потом вовсе телефон отключил. Я даже ходил, но к старикам на биоподдержки врач не пускает.
– врет все старый черт. Просто сказал врачу, чтоб никого кроме родственников… Хотите еще агавы?
– Да, не откажусь. А сколько ему полных лет?
– Сто двадцать три. Вы с ним работали?
– Нет, что вы!. Я гораздо позже в Институте, просто иногда собираем
