мешочка, распустил петлю, стягивающую его горловину, и вытащил на стол содержимое: моток старинных кружев, затейливый кованый ключ и целую горсть незатейливой морской гальки.
Капитан и дамы какое-то время недоумённо смотрели на эти предметы. Потом миссис Трелони развернула кружева – кружева оказались брабантские, из льняных нитей. Капитан в это время рассматривал гальку – горсть обкатанных волнами камушков, которые обычно собирают на берегу дети, первый раз увидевшие море. Затем он взял в руки кованый ключ.
– Ключ я возьму с собою… Попробую, не подойдёт ли он к шкатулке, – сказал капитан, повертел ключ и добавил. – Я приду завтра, сейчас уже поздно, да и день был тяжёлый, вы, конечно, устали… Разрешите откланяться…
Капитан встал, поклонился, оправил манжету и двинулся к двери. Он уже не мог больше вынести глаз мисс Сильвии, такой в них читался глубокий и таинственный мрак: девушка была ужасно бледна и, – как ни странно, – ещё больше хороша от этого.
– Ах, не туда! – почти вскричала встрепенувшаяся миссис Трелони. – Не надо, чтобы вас видели так поздно у наших дверей!..
И она протянула капитану ещё один ключ, объяснив, как выйти: надо было пройти в дверь, скрытую за портьерой, что неясно темнела в дальнем углу комнаты. Наконец, капитан очутился на тёмной улице.
Ему не встретилось ни души. Неясная луна кралась за ним по пятам всю дорогу до порта. Он уже подходил к пристани, когда чья-то смутная тень вдруг мелькнула на земле впереди. В тот же миг, не успев сам даже осознать этого, капитан сделал шаг в сторону и присел. Лезвие ножа промелькнуло над его головой. Капитан выпрямился, как отпущенная пружина, и ударил, ещё и ещё раз… Потом он склонился над телом, вгляделся в лицо убитого и подумал, что где-то видел его… Хотя все бродяги всегда кажутся на одно лицо…
Капитан до того оказался сбит и спутан, что, даже попав к себе в каюту и бросившись на койку, какое-то время сидел, стараясь хоть как-то собраться с мыслями. Почему-то ему казалось, что это было не обычное ограбление… Потом он взял фонарь и спустился в трюм. По всему трюму разносился запах пряностей и чего-то влажного, свежего и такого не похожего на обычную трюмную затхлость.
– Значит, Томас работает – отлично, отлично… А главное, это так вовремя, – пробормотал капитан и вдруг улыбнулся, и настороженное лицо его преобразилось.
Он приблизился к неприметному ящику, накрытому ветошью, осмотрел его, успокоено выдохнул и вышел. На палубе было тихо. Проверив вахтенного, он пошёл к себе.
Ночью ему приснился всё тот же Хипстер. Он был точь-в-точь, как в прошлом сне, та же фигура, так же одет, но в лице и во взгляде его произошло сильное изменение: он смотрел теперь пригорюнившись, совсем по-бабьи. Постояв немного, Хипстер глубоко вздохнул, приложив при этом ладонь к прикольно выбритой щеке, а голову скривив на сторону, что уж совершенно стал походить на удручённую
