к ней, но он сдержался. Бессмертные не могут позволить себе быть хаотичными. А любовь – это именно хаос, это смятение. Тнал чувствовал это. Прошлое казалось ему зияющей пропастью, бесконечной пустотой, лишь потому, что там не было её.
Сорвавшись с места, он понёсся прочь. Лес расступался перед ним, и он бежал всё дальше. Возможно именно так, в смятении и страхе, бежал несчастный Джозеф. Но Келлерн не вспоминал о нём. Сейчас он видел только синие глаза, блестящие, как сапфиры и глубокие как море. Он тонул в них и не мог выбраться. Лес чувствовал его беспокойство, но ничем не мог помочь ему.
Лишь забравшись в самую глухую чащу, он остановился. Сердце бешено колотилось. Никогда прежде он не чувствовал подобного. Люди называли это любовью, но само это слово было неведомо тналу. Он не испытывал её прежде и не намеревался испытать в грядущем. Он велел себе забыть её, он старался думать о долге, о законе. Но не было закона, запрещавшего тналу любить. Сама мысль об этом была невообразима.
Келлерн рухнул на траву и уснул. Он надеялся забыться, но и во сне он видел её. Она сидела у реки и смотрела на него. Ему казалось, что она знает, что он там, что она поёт ему и только ему. Келлерну очень хотелось, чтобы это было так.
Проснулся он уже глубокой ночью. Синеглазая девушка покинула лес, и он знал об этом. Он чувствовал, что она далеко, только легче ему не становилось. Напротив, желание вновь увидеть её росло и крепло в глубинах его души. Он посмотрел в небо. Далёкие звёзды испускали свой холодный, безжизненный свет. Им были безразличны даже бессмертные. Для них он был всего лишь песчинкой. Такой же, какой для него некогда были люди. Можно ли вообразить, что звезда влюбилась в песчинку? Нет, это абсурд, это невозможно. Так не бывает…
Но время шло. Впервые в жизни Келлерн считал дни. Ровно три дня назад он впервые увидел синеглазую. Казалось, что эти три дня были длиннее сотни лет его жизни. Три раза он хотел отправиться за ней и три раза останавливал себя. Он понимал, что, скорее всего, это будет стоить ему жизни. В глубине души шевелилось недоброе предчувствие. Возможно, в четвертый раз он не удержался бы, но судьба распорядилась иначе.
Ближе к полудню он вновь ощутил присутствие. Что-то подсказывало ему, что это она. Никто иной это и не мог быть. Невидимый для глаз, он устремился за ней. Каждая секунда ожидания терзала его.
Наконец среди деревьев появился её силуэт. В этот раз на ней не было накидки. Она была облачена в длинное платье, синее, как её глаза. Чёрные как смоль волосы спадали на обнажённые плечи и струились по спине. Взор её был потуплен, и Келлерну никак не удавалось встретиться с ней взглядом. Он то появлялся, то исчезал. Возникал между ветвей и таился за стволами вековых деревьев. Она не могла видеть его, но ему казалось, что она знает о нём.
Спустя несколько минут она вышла на берег реки. Именно здесь она была в прошлый раз. Келлерн бесшумно приблизился и всё ещё незримый сел возле неё. Она посмотрела вверх и тихо запела:
Небо далёкое, небо высокое,
Синяя, синяя сталь,
Небо холодное, небо жестокое,
Что тебе наша печаль?
Наши скитания, наши метания,
Слёз
