с твоего разрешения, охрабан!
Произнеся последнее слово, Чунчжа облила Суволя водой из ведра, а тот в ответ выплеснул на нее еще несколько ковшей. Оба насквозь промокли и громко хохотали, и тут к ним, заламывая руки и причитая, подбежала одна из деревенских старух.
– Чунчжа, живо беги домой! Тебя ждет мама! – крикнула она. – Случилось нечто страшное!
Улыбка сползла с лица Чунчжи. Оправившись от первого потрясения, она бросилась бежать по пыльным улицам, таща за собой перепуганного поросенка. Суволь устремился за ней; длинные ноги позволили ему скоро нагнать девушку. Чунчжа тяжело дышала, взгляд ее обезумел. Юноша забрал из ее рук поводок, на конце которого визжал поросенок.
У дома Чунчжу караулила группа хэнё в мокрой одежде, окруженная кудахчущими курами.
– Наконец-то ее дочка явилась!
– Она успела?
– Быстрее, быстрее!
Дверь дома распахнулась, заставив женщин умолкнуть, и на пороге показалась бабушка.
– Что случилось?! – бросилась к ней Чунчжа. – С мамой все в порядке?
С ее волос на крыльцо капала вода. Суволь помог ей снять короб.
Пожилая женщина взглянула на юношу и поросенка, затем посмотрела вниз, на темную лужицу воды, натекшую им под ноги. Ничего не сказав, она втащила внучку внутрь и захлопнула за собой дверь.
Во внезапно наступившей полутьме Чунчжа точно ослепла. Она зажмурилась, а бабушка втолкнула ее в комнату, служившую всей семье спальней.
На мамином тюфяке лежала женщина, которую девушка не узнала. Рядом с ней, прижавшись друг к другу и заходясь рыданиями, сидели младшие сестра и брат Чунчжи. Седовласая женщина перебирала в руках четки. Маленькая девочка трясла над распростертым телом погремушкой.
Когда шаманка почувствовала присутствие Чунчжи, она прекратила священнодействовать и жестом велела ей приблизиться.
Чунчжа, мотая головой, упала на колени. Это распухшее лицо принадлежит не ее матери. На маминой подушке покоится голова незнакомки.
Прозвучал голос бабушки, чересчур громкий:
– Твоя старшая, Чунчжа, вернулась.
Эта незнакомка не могла быть матерью Чунчжи. На тюфяке лежало какое-то усохшее, покрытое синяками создание. Мама никогда не ложилась днем. Мама никогда не болела. Чунчжу затрясло. Незнакомка попробовала открыть опухшие глаза. С окровавленных губ сорвалось одно-единственное слово:
– Чунчжа…
Бабушка подтолкнула внучку локтем:
– Отвечай, живо!
Чунчжа опять замотала головой, пытаясь подняться, отшатываясь от лежавшей на полу самозванки. Бабушка потянула ее вниз. Прежде чем накрыть рукой Чунчжи руку женщины, она вытерла влажную ладонь девушки о свою одежду.
Женщина на тюфяке кашлянула. На губах у нее выступила розовая пена. Глаза незнакомки были устремлены на нечто за плечом Чунчжи. Девушка оглянулась, но ничего
