воздерживаюсь от того, чтобы нагнуться и погладить Тимми – ньюфаундленда бифитера Чарли, – когда они оба появляются на мосту, вдоволь погоняв чаек во рву.
– Доброе утро, милая!
– Доброе утро, Чарли! Не могу остановиться, Кевин мне башку оторвет!
Он смеется и шутливо отдает мне честь, когда я его обгоняю.
Тимми делает попытку присоединиться к моему паническому забегу. Размером с черного медведя, он громко топает своими огромными лапами, и все его тело раскачивается из стороны в сторону на бегу. Роскошный хвост, виляющий в стиле «смести все подчистую», оказывается препятствием, через которое мне приходится прыгать. Огромный язык Тимми вываливается из пасти и оставляет мокрое пятно на моих штанах.
Я уже вижу свою работу, и поздороваться остается только с садовником Беном.
– Доброе утро, Бен! Трава сегодня этим утром просто… – Я целую кончики пальцев а-ля шеф-повар.
Он смеется и машет мне в ответ.
Тяжело дыша, я просачиваюсь в дверь билетной кассы. Я слишком сильно опоздала, чтобы меня простили, и обливаюсь потом, словно заснула в сауне. Продвигаясь к своему креслу, я украдкой оглядываюсь, вопреки всему надеясь, что опоздание все еще может сойти мне с рук.
– Маргарет Мур… – Я напрягаюсь: не повезло. – Как можно буквально жить там, где работаешь, и все равно опаздывать? Может быть, ты и поселилась в замке, но не надейся, что я буду относиться к тебе как к принцессе, которой ты себя возомнила. – Я слышу босса задолго до того, как вижу.
– Кевин, мне так неудобно, правда, прости меня. Я потеряла счет… – Он прерывает меня, взмахнув рукой прямо у моего лица, и по исходящему от него запаху я чувствую, что он уже побывал в кафе, где слопал сэндвич с беконом, который потом закурил сигареткой за складом.
Я больше не пытаюсь оправдаться. Когда Кевин в таком настроении, с ним невозможно разговаривать, и я уже знаю, как именно он меня накажет, – пошлет в подвал Белой башни, чтобы сгрузить сегодняшнюю выручку в сейф. Я содрогаюсь при одной мысли об этом. Все бы ничего, не будь подвалу около тысячи лет, а тамошней системе освещения – немногим меньше. Хотя вряд ли новые лампы что-то существенно изменили бы: до сих пор все спускаются по скрипучим ступеням исключительно зажмурившись, а оказавшись внизу, припускаются во весь дух, словно ребенок, удирающий от чудовища, которое того и гляди ухватит за пятки на пути к кровати; и никто не ходит дальше, чем необходимо. Многовековые бутылки вина, собранные знатью, давно сошедшей в могилу, хранятся там, защищенные инстинктивным человеческим страхом темноты.
Взмахом кисти Кевин отправляет меня в мою кабинку, и дурацкий золотой браслет звякает о поддельный «Ролекс» у него на запястье. К счастью, все кабинки разделены перегородками и выходят прямо на улицу, поэтому только туристы могут видеть, как я совершенно по-детски передразниваю его жест. Я опускаюсь в кресло и, поймав
