рядом почти…
– Ну, наконецто, херр Николаус!
– Господи… Ты что тут?
– Я же обещала зайти!
– Долго ж ты собиралась.
– Так вышло…
Кристина – ну, кто же еще? – виновато похлопала ресницами.
С куцего плащика девушки ручьями стекала вода, башмаки хлюпали, вымокшая шапкачепец давно потеряла форму и липла к волосам. Никита Петрович хмыкнул – жрица продажной любви растеряла весь свой форс и сейчас напоминала промокшего нахохлившегося воробья. Даже жалко стало! Не прогонять же?
– Ну, заходи, коль пришла.
Юный Ханс принес ром и, растопив небольшой камин, отправился подогревать красное вино с корицей и перцем – от простуды, чтобы не заболеть.
– Раздевайся! – сбросив шляпу и плащ, распорядился Бутурлин. – Одежку повесь к камину… А вот это – надень.
Как галантный кавалер, бравый капитан пожертвовал гостье свою ночную рубашку, сам же набросил на плечи стеганый домашний халат, называемый на французский манер – баньяном.
– Садись вот, поближе к огоньку… – Никита Петрович пододвинул стул, подумал и накинул на девушку плед – покрывало с кровати – после чего уселся рядом, поставив посередине еще один стул – вместо столика. Именно туда вернувшийся слуга поставил поднос с ромом, подогретым вином в бокалах и немудреной закускою – смерребредами.
– Спасибо, Ханс. Есть еще уголь или дрова?
– Найдем, господин… Но, хозяин…
– Вот тебе далер!
Оставшись одни, Никита и Кристина сразу же хватанули рома – согреться, после чего, пожевав смерребреды, приступили к вину – уже более тонко, галантно, и безо всякой спешки…
– Ну, за здавьице! – подняв бокал, Бутурлин посмотрел прямо в глаза гостьи. – Скоол!
– Скоол! – та вовсе не отвела взгляда и улыбнулась.
Может, и впрямь тогда показалось?
– Вкусно, – девчонка набросилась на смерребреды. – Умм! И хлеб свежий… и буженинка… и лук…
– Кушай, кушай, – махнул рукой Никита Петрович. – Может быть, послать Ханса в харчевню? Ято сыт…
– Так и я уже наелась, благодарю! Много ли надо бедной девушке?
– Тогда выпьем еще… Скоол!
– Скоол!
– И все же, я бы послал Ханса…
Разгорелось в камине яркое пламя, оранжевые отблески его вспыхнули, заиграли на потолке и на лицах…
– Жарко стало! Согрелась, – сбросив плед, гостья распустила волосы. – Пусть сохнут!
– Смотри, не сожги…
– Не сожгу!
Все же, какая приятная у нее улыбка… И эти ямочки на щечках, когда смеется… Хороша! Нет, вправду же – хороша! И чемто напоминает Марту… Может быть – вот этой самой улыбкою?
Ах, Марта. Марта…
– Что загрустил, мой герой? – встав, призывно
