в вагоне-ресторане. Он явно следил за Верещагиным и хорошо бы понять, почему.
– Кстати, а где Верещагин?
Загорский оглянулся по сторонам: толпа, загромождавшая коридор, уже схлынула, но его нового знакомца нигде не было видно.
– Новое дело – сбежавший художник, – процедил Нестор Васильевич. – Ладно, изобразительным искусством я займусь сам, а ты – за сероглазым бородачом.
И они разошлись в разные стороны. Впрочем, долго искать живописца не пришлось, он задумчиво курил в ближайшем тамбуре.
– Итак, покойник был вам знаком, – сказал коллежский советник без всяких предисловий, и интонация его была самая утвердительная.
Верещагин хмуро кивнул и неприязненно покосился на какого-то молодого хлыща в желтом жилете поверх белой сорочки, который нахально протискивался мимо них, переходя из одного вагона в другой.
– Здесь слишком оживленно, – задумчиво заметил Нестор Васильевич, посмотрев вслед хлыщу. – Предлагаю продолжить разговор в моем купе, там мы сможем поговорить без свидетелей.
Так они и сделали. Ганцзалин еще рыскал по поезду в поисках загадочного сероглазого бородача, так что они оказались в купе совершенно одни. С минуту, наверное, дипломат и художник молчали. Коллежский советник смотрел на Верещагина, тот глядел в окно, на мягко катившиеся мимо Скалистые горы, при одном взгляде на которые становилось зябко. Верещагин, прежде бодрый и энергичный, сидел, как-то странно задумавшись.
– Итак? – произнес Нестор Васильевич, решив, очевидно, что пауза затянулась.
– Скажите мне откровенно, господин Загорский, вы шпион? – художник смотрел коллежскому советнику прямо в лицо.
Тот даже крякнул – настолько неожиданным оказался вопрос. Однако что-то отвечать было, безусловно, необходимо.
– Я – дипломат, – терпеливо и раздельно, как будто говорил с ребенком, сказал Нестор Васильевич.
– И все?
– Все, – после небольшой паузы отвечал Загорский.
Верещагин вздохнул. В таком случае, он едва ли может быть откровенен с господином Загорским. Загорский холодно улыбнулся. Как прикажете это понимать? С русским дипломатом он не может быть откровенен, а с русским разведчиком – да? С какой стати вообще господин Верещагин решил, что он, Загорский, может быть шпионом?
– В вагоне-ресторане вы наблюдали за мной, а я наблюдал за вами, – отвечал живописец. – У меня наметанный глаз художника, я вижу то, чего не видят обычные люди.
– И вы разглядели во мне шпиона? – Загорский пожал плечами.
– Если быть совсем точным – разведчика, – отвечал Верещагин. – И вы подтвердили мои подозрения, когда увязались за мной.
– Василий Васильевич, я же говорил, мне показался подозрительным один человек, который следил за вами…
Внезапно Загорский осекся. Теперь уже Верещагин позволил себе улыбнуться, хотя и несколько невесело.
– И
