Евгеньевич растерянно улыбнулся.
– Простите, доктор, – сказал он.
«Не скажет, конечно. Старая союзная закалка», – подумала Арцимович и сказала:
– Ладно, Владимир Евгеньевич, идите работать, я как главный врач вас допускаю, с базой что-нибудь придумаем.
Владимир Евгеньевич не поднимался из кресла.
– Анна Николаевна, – ее отчество он произнес на старинный манер – «Николавна», – а у вас неприятностей не случится? По каким-нибудь не моим каналам, – он вновь указал головой на планшет, имея в виду, конечно, ее разговор с Дитрихом.
– Идите работать, Владимир Евгеньевич, – сказала доктор, демонстрируя улыбку, лежащую почти на противоположном конце спектра относительно любезности, доставшейся Дитриху. Собственно, не демонстрируя даже, а просто улыбаясь, – никаких неприятностей у меня не случится. Если, конечно, вы во время серии не поднимете на воздух пару техбоксов. Идите, чем быстрее вы закончите, тем скорее мы все отсюда вырвемся.
Она могла бы еще добавить, что не нужно больше пить перед экспериментами, но, конечно, не стала этого делать.
– Спасибо вам, Анна Николавна, – сказал Владимир Евгеньевич.
В списке доктора оставалась еще одна фамилия.
Ее обладатель вдвинулся в проход отсека, заполнив собой почти всю его ширину и высоту.
– Здравствуйте, доктор, – объявил он торжественно. В блестящих глазах переливалось лукавство.
– Здравствуйте, Лоусон, – ответствовала Арцимович, – раздевайтесь.
– Просьба из ваших уст всегда звучала приказом для нас, – сказал Лоусон, – особенно просьба раздеться, – добавил он, растянув тонкие губы в задумчивой улыбке.
– Ну тогда, будьте любезны, и помогите себе сами, – доктор указала на стопку пакетов с «обвязками», – разберетесь? Там есть схема.
– Ха, – сказал Лоусон.
Двигался он неторопливо и в то же время как-то быстро и точно. В осанке было изящество медведя, способного на скорость гепарда. Закрепление на себе очередного датчика он увенчивал довольным междометием, которое, видимо, брал из приберегаемого как раз для такого случая запаса, а может быть, мастерски изготавливал прямо на месте. Датчиков было больше тридцати, и в первой дюжине Лоусон в своих репликах не повторялся. Потом Арцимович перестала его слушать.
– Проверяйте, – сказал Лоусон.
Доктор взглянула на планшет и обнаружила, что в «обвязке» Лоусон ни разу не ошибся.
Пока шла диагностика, Лоусон сидел в кресле и, не отрываясь, смотрел на Арцимович таинственным взглядом. Было понятно, что вот-вот случится затейливый комплимент, или вырвется-таки наружу тщательно и тщетно скрываемая сногсшибательная новость, или, в самом крайнем случае, извлечется из воздуха букет желтых венецианских роз. Но ничего этого не происходило, Лоусон продолжал молча рассматривать доктора.
Когда
