тут ничего в гигагерцовом диапазоне не излучает?
– У меня все заморожено, – сказала Арцимович, – разве что «обвязки»? Или ваше включенное на всю мощность самодовольство?
– Да нет, «обвязки» я вижу… Сигнала нет…
Хомяк на столе вдруг открыл глаза, поднялся и расправил крылья.
– О, – обрадовался Лоусон, – есть соединение. Так.
– Погодите, Лоусон, давайте сначала от хомяка избавимся. Он будто бы ведет себя смирно, но, ему здесь совсем не надо быть.
Ничего не подозревающий о грозящих ему неприятностях несанкционированный хомяк вновь улегся в прежнюю позу и закрыл глаза.
– Черт, – сказал Лоусон, – исчезла связь, а ведь почти успел. Ладно, давайте изгонять бесов.
Он осторожно подошел к двери, дверь вобралась в стену. Лоусон вдруг развернулся и сделал шаг обратно по направлению к столу. Дверь медленно вернулась на место.
– Что такое? – спросила Арцимович.
Вместо ответа Лоусон шагнул вперед. Потом еще раз. Потом шагнул назад. И еще. Дверь за его спиной бесшумно распахнулась.
– Хомяк излучает электромагнитные волны примерно на девяти гигагерцах, – объявил торжественно Лоусон. – Вот так зверушка.
Арцимович посмотрела на свой стол. Хомяк открыл глаза.
– Перестал, – сказал Лоусон.
– Чудеса какие-то, – проговорила Арцимович, – зачем такому пушистому излучать, да еще на девяти гигагерцах?
– Доктор, у меня к вам предложение, – сказал Лоусон. – Давайте мы сейчас на время избавимся от этой загадки природы, я поправлю всё в базе, потом быстренько зарегистрирую все данные о физпроцессах, а потом мы с вами встретимся вечерком и исследуем все странные свойства местной… э-э-э… фауны, да? Всегда путал с флорой. А еще я научу вас пить чай по-казахски.
Арцимович, прищурившись, смотрела на хитро улыбающегося Лоусона. Теперь она тоже почувствовала излучение. Это внутри нее вдруг задрожала давно и, как ей казалось, навсегда успокоившаяся исследовательская жилка.
В функционировавшей по земному распорядку Экспедиции был тихий вечер.
В окружавшем ее мире распускалось розовое утро. Из реки поднималось чисто умытое солнце. Легкий ветерок играл листвой на деревьях рощи и пошевеливал волоски на толстых лодыжках Лоусона. Его голые ноги вырастали из песка и исчезали в просторных белых шортах. Рядом с его ступнями зарывались в песок напрягшиеся металлические основания походного кресла. Восседавший в нем Лоусон пил чай.
– А пить зеленый жасминовый чай вас, вероятно, научил бывший шеф? – произнесла Арцимович.
Некоторое время она следила за траекторией вопроса, пущенного ею в далекое небо. Она ждала, когда он приземлится по ту сторону прочной баррикады из кольца на пальце Лоусона, разницы в годах и еще множества вещей, о которых ей так
