такие шрамы на моей семье, что, если ее представить в виде живого существа, она скорее напомнит чудовище Франкенштейна.
Я резко подскочила и подошла к ноутбуку. Мамин подарок на прошлый день рождения отнесла прямо в кровать, подперла подушкой стену, устроилась поудобнее, положила на колени ноутбук и принялась искать страницу Любы в соцсетях. Ага, она есть у Сережи в друзьях. Хотя это странно, он ни разу не обмолвился об этом. Повезло, ей могут писать не друзья – не хочу добавлять ее, много чести.
В этом письме я высказала ей все: и как мне было плохо, и как тяжело пришлось нашей семье: и про болезнь бабушки, и про жизнь в коммуналке и про ее неразумные, причиняющие мне страшную боль претензии. И в конце добавляю, как мне жаль, что наша дружба так и не возобновилась. Умолчала лишь о том, как мама любила снимать стресс, и как больно после этого было мне.
«Я ведь не виновата», – хочу добавить, но стираю и отправляю сообщение без этих извинений. Правильно ли я поступила? С этим вопросом я и уснула.
Глава 3
Утро все-таки выдалось приятнее. Один из последних октябрьских дней встретил меня листопадом из по-осеннему золотых и красных листьев, ясной погодой и холодным ветром. Я потеплее укуталась в любимую куртку, поправила гриффиндорский шарф и едва ли не вприпрыжку направилась в школу. Ведь сегодня у меня важная встреча!
Ни самостоятельная работа по биологии, ни противная рыба на обед, ни даже Жаба не смогла испортить прекрасное настроение. Я целый день предвкушала встречу, внутри меня будто росло что-то светлое и теплое. Даже увидев, что Люба прочла сообщение, но ничего не ответила, я не расстроилась. Нет, нечто внутри меня сумело отогнать даже подобную глупость, как обида. Пусть даже она его не читала, а тут же удалила – что мне! Я молода, влюблена и даже немного счастлива. Считаю это своим маленьким успехом.
– Ты сегодня так и сияешь! – Заметил Сережа. Мы сидели на алгебре и пытались понять, как решать интегралы. Конспекты мало чем могли помочь, поскольку для расшифровки иероглифов нужно как минимум несколько лет. А букв тут уже давно становилось все больше и больше.
– Я всегда сияю, просто ты не замечал, – улыбнулась я и вновь взглянула на записи с прошлого урока. – Слушай, как думаешь, какова вероятность, что математики просто придумали свой язык, типа азбуки Морзе, и на самом деле просто оскорбляют нас.
– О, то что математика меня оскорбляет, я понял еще в пятом классе. Вот это уравнение, например, переводится, как…
Ругательства приводить мне не очень хочется, но я так засмеялась, что учительница не могла не заметить этого.
– О, ты сделала страшную ошибку, – поджал губы Сережа. – Никаких улыбок и смешков в математическом классе. Нужно это на двери написать.
Ох, как же он оказался прав. Меня вызвали следующей, а я ни в зуб не могу решать эти примеры. Пришлось долго и мучительно расписывать все у доски под причитания Жабы о моей медлительности.
– Мы
