жизни. За все это время я едва ли уходил от своей деревни дальше, чем на сотню километров. С трудом представляя себе окружающий мир, я зарывался в книжки, привезенные с большой земли и с интересом вслушивался в разговоры старших. Отец в свое время исколесил почти пол страны, прежде чем приехал сюда на заработки, так что историй у него имелось в избытке. Потом он встретил мою маму, а чуть позже они решили остаться здесь.Моя семья – то есть родители и я – держала несколько коров. Именно продажей молока и мяса мы и наскребали себе на существование. По крайней мере, так было уже много лет. Тихая, однообразная работа лишь изредка прерывалась для меня походами, дальними рыбалками и охотой вместе с отцом. В последнее время такие вылазки становились все реже и реже. Родители старели, а все большая часть работы доставалась мне. Но я не жаловался. Никогда. Единственное чего мне действительно хотелось – это увидеть мир.
Утром, каждый вторник, к нам в деревню приезжал грузовик, продукты с которого шли на прилавки магазина. С началом войны, каждый последующий привоз становился все меньше и меньше. Дошло до того, что товары больше не ложились на полки магазина, а сразу уходили в народ. Мне тяжело судить о том, что происходило в этот момент на большой земле. Вероятно, после немецкой оккупации, продуктов стало на всех не хватать, и в итоге мы перешли с покупки на обмен. Мы стали отдавать мясо, молоко, рыбу и многое другое, выменивая на крупы, сахар и товары первой необходимости. Стоит ли сейчас говорить, что обмен был далеко не в нашу пользу… Но тем не менее, люди продолжали идти туда. Быть может, так они хотели себя успокоить? Сказать себе, что все не так плохо? Думаю, всем нам в непростое время хочется сделать вид, что дела идут своим чередом. Так проще принять действительность, не смотря на то, насколько это может быть вредно.
Я и сам так делал. Каждый вторник, я грузил молоко и масло на салазки и отправлялся с ними к грузовику. Оглядываясь назад, я вижу, как это было глупо. В конце концов, мы бы выменяли все что есть и остались с пустым карманом. Некоторые, похоже, уже перешли этот рубеж. Все больше семей проваливалось в вынужденную нищету и голод. Они ходили по соседям, выпрашивая подачки. Жалкое зрелище.
Однажды вторником, я погрузил очередной груз на салазки и отправился с ними к грузовику. Я всегда выходил чуть раньше, чтобы поговорить с кем-нибудь из знакомых, пока не началась давка. На этот раз я услышал заплаканный голос соседки, доносящийся со двора фельдшера и остановился, чтобы послушать. Судя по всему, бедная женщина дошла до отчаяния. В ее голосе слышалась обреченная, бессмысленная мольба.
– Неужели вы ничем не можете помочь? Он же умрет!
– Мне очень жаль. Я не знаю, чем болен ваш муж. А даже если бы и знал… Вот что. Я выпишу вам рецепт. Если водитель согласится, попросите его привести лекарства следующим рейсом. Будем молиться, что они помогут.
– А если он откажется?
Тут фельдшер перевел взгляд на меня, и я понял, что мне пора идти. Конец разговора я уже не услышал. И все же мне было над чем подумать.
Я знал ее мужа – он ездил на «дальняк» с другими промысловиками. Хороший был человек. Но в последнее время он что-то совсем притих. Говорили, он стал таким после поездки к морю, еще дальше к северу. Возможно, он там что-то подхватил? Должно быть, боится разнести заразу или попросту не может встать. В любом случае, лучше к нему не подходить и предупредить родителей, чтобы ничего от него не брали.
За размышлениями, я даже не заметил, как подошел к перекрестку, где уже стоял грузовик и разгневанные люди.
– Вы посмотрите на него! Как это нет поставок?!
– Возмутительно! Неужели опять урезали?
– Да как так можно!
Знакомый из толпы объяснил мне, что количество провизии на человека опять уменьшили. Это и вызвало гнев толпы.
Работник, не выходя из кузова, стал всех успокаивать.
– Граждане! Поймите! Да, ситуация тяжелая, продовольствия на всех не хватает, но таково решение штаба военной экономики!
– Да плевать мы хотели на этот штаб! Что, нас теперь голодом заморить решили?
Поднялся громкий шум, среди которого лишь я один различил тонкий заплаканный голос и протянутую вверх руку с рецептом от врача.
Я понял, что сегодня я уже ничего не продам. И что лучше бы я приберег свои запасы для себя. С такими мыслями, я вернулся домой. У нас еще оставались какие-то крупы, мешок сахара, так что пока мы проживем.
Я разгрузил поклажу, снял куртку и закинул ее на вешалку.
– Ну, как сходил? – спросила мама.
– Паек опять урезают. Народ шумит так, что не подойти.
Она сразу опечалилась и опустилась на табурет.
– Да что же они делают? Когда это уже закончится?
– Справимся
