тоже не может поддерживать мир вечно? И мы все рано или поздно умрем, просто потому что у нашего опекуна закончились ресурсы.Уже ночью, когда отец заснул, я открыл на кухне шкаф и выкинул принесенную им муку в горящую печь. Мать увидела это и как-то особенно грустно посмотрела на меня.
– Так будет правильнее, – сказал я ей.
– Ты же знаешь, отец тебя любит. Но он не хочет, чтобы мы голодали.
Я опустился на стул и тяжело задумался. Я только что сжег пару килограмм муки в голодные годы. Правильно ли я поступил? Покажет только время. Но то, что я предал доверие отца – это ясно уже сейчас.
Мама положила руку мне на плечо.
– Ничего. Как-нибудь справимся.
Спустя несколько дней наш сосед умер.
Вскоре после смерти соседа, у отца начали проявляться первые симптомы. Только тогда он признал, что я был прав. Чуть позже заболела и мать. А затем и почти половина деревни. Первыми пострадали мы и те, кто был знаком с нашим соседом. К исходу месяца, многие, у кого слабое здоровье, уже отдали богу душу. В их числе был и наш священник, который отпевал всех усопших.
Число смертей стало так велико, что мы не успевали копать могилы. Здесь, в мерзлой как камень земле, требовалось несколько дней, чтобы сделать все по правилам. У нас такой роскоши уже не было. Староста объявил сбор добровольцев, чтобы возить умерших на окраину деревни. Требовались те, кто уже заразился, но еще способен таскать тяжести, чтобы не подвергать риску пока здоровых. Не смотря на протесты матери, я вызвался помогать.
Поначалу было страшно. При виде покойника, с его бледной кожей, с мутными слепыми глазами, меня пробирало холодом. Еще страшнее было их сжигать, а потом приходить на то же место и класть нового в уже обугленные кости.
Никто в этом не признается, но опустевшие дома сначала обносили, забирали все ценное и лишь потом заколачивали. Сначала их хотели сжечь, но потом решили, что это слишком опасно.
В деревне воцарилась тишина. Грузовик с провизией уже не приезжал. И лишь изредка по главной улице прокатывалась военная техника – вся черная, с незнакомыми опознавательными знаками. Она ехала куда-то еще дальше, в сторону моря. Староста сказал, что ближе к побережью произошел некий Катаклизм и теперь военные проводят операцию, «Нулевой инцидент». Что это такое он нам так и не сказал. По всей видимости, он и сам ничего не знал.
Так с момента заражения прошел целый месяц. С каждым днем родителям становилось все хуже. Местный врач, прежде, чем навсегда уехать, сказал использовать спирт, йод или бензин, но ничто из этого не помогло. Все, что я мог сделать, чтобы продлить родителям жизнь – это давать обезболивающее и приносить чай. На большее я был не способен.
Весь этот месяц прошел словно в кошмарном сне, которому нет конца. Я просыпался и видел одно и то же – белые как мел лица родителей в резко затихшем доме, словно вся жизнь в мире уже закончилась. Один и тот же день, законсервированный во времени момент упадка. Вряд ли мне получится описать то, как я себя чувствовал. Бесполезным, лишним, беспомощным. Когда кто-то близкий медленно умирает у тебя на глазах, это совсем не то же самое,
