вороном в ветру?Это ты, не сомневаюсь,
мне известна эта грусть:
незнакомкой снова маюсь,
в неизвестность снова мчусь.
Суждено ль тебя увидеть,
суждено ль тебя понять,
в силуэте тонких линий
средь толпы тебя узнать?
И пойти тебе навстречу,
созидая и любя.
Жить, искать, противоречить
для тебя, одной тебя.
А пока что всё ломаю —
жизнь и старую любовь.
Я в смятенье, я не знаю,
как мне быть с самим собой.
Странный мальчик
Ты думала: «Странный мальчик,
мечтатель и фантазёр.
Не слышно в голосе фальши,
но, если вглядеться, позёр».
Легко – орёл или решка —
ты отнимала руку.
Возможно, казалось насмешкой
назвать это – грешен – мукой.
Но снег – без сомнения – резал.
Но шёпот – без фальши – кричал.
Текла – исключительна – небыль
по небу, минутам, плечам.
Кивнув, ты уже уходила,
оставив мечтателя с болью
вопроса: «Не спешкой ли было
назвать это – грешен – любовью?»
Темнело. Позёмкою долгой
я брёл. Засыпало улицы.
Снег резал. И небыль – не смолкла —
меня заставляла сутулиться.
томно
Вы снова вспомнили кого-то,
и тишина качнула воздух —
ни возгласа, ни вздоха.
Волос коснувшись тонко, словно
ладони – это бриз,
смахнули томно
задумчивость ресниц.
И улыбнулись солнцу нежно.
Как будто мне.
отражения
Всё, кажется, было,
но было – неточно:
и ночь многоточий,
и праведность дня.
Изломанность линий,
зеркал бесконечность,
твоя непосредственность,
наша беспечность —
и праведность дня.
Навязчивый блеск
фонарей предподъездных,
оскомина баров
и шуток скабрёзных —
и праведность дня.
И всё в ненасытстве
теряло границы,
всё было неточно,
пристойность храня:
размытые боги,
размытые лица,
и ночь многоточий,
и праведность дня.
чистота
Горным ручьём, чистотой хрусталя,
песней часов предвосходных,
болью моей и любовью была —
радостной и превосходной.
Ныне листвой непогоды осенней,
прелестью горькой легла
на душу, на сердце, каплей последней
выпитого вина.
Разве такое забудется скоро?
В спорах с своею судьбой
будешь моей непорочной опорой
и путеводной звездой.
Будешь собою, как и была —
горным ручьём, чистотой хрусталя.
в зените
Материки
