унылые песни по второму кругу ставят. А некоторые умудряются их с десяток раз переслушать. Зато как все прекрасно сейчас! – восторженно и счастливо замолкаю.
Понимаю, что разговор идет хорошо, а мы почти подошли, поэтому, не сворачивая к Тейту, продолжаю идти прямо – порисуем петли пятками по лицу Лондона – почти что аквагрим в форме бабочки получится, мне такой в детстве на праздники делали. Не повредит – ни ему, ни нам.
– А как ты начала читать? Ты же любишь книги сейчас, а в истории явно что-то упустила, – Чудо почти что в перьях смотрит на меня и ехидно подмигивает. Такой хороший – то ли обнять хочется, то ли в глаз дать. Улыбаюсь я своим мыслям. Люблю его до неба.
– Ладно, – говорю и останавливаюсь от накатившего вдохновения, – будет тебе история. Так внемли мне! – произношу громогласным басом и внушительно размахиваю руками. Мой слушатель и зритель вместо того, чтобы трепетать до кончиков ушей, начинает дико заливисто ржать. Тьфу ты. Я обижено кошусь на него, но продолжаю: – Началось все с книги, которая называлась, вроде, «Девочка-Свеча» или как-то так. Ее почему-то многие путали, когда я принималась рассказывать, что читаю уже сама, за «Девочку со спичками» Андерсена, где несчастная девочка потеряла родителей и, кажется, замерзла насмерть. Моя же тоже была сиротой с десятой, кажется, страницы (ну или с третьей, в детстве три страницы – это уже ого-го), однако, она не замерзала и вовсе не была несчастной. По крайней мере память, удалившая почти все фрагменты истории, оставила мне отпечаток общего ощущения, что книга была про внутренний огонь Жизни, бесстрашие Духа, не боящегося трудностей, про приключение и самостоятельное взросление, когда твоя Вечная Суть ведет твое маленькое, пока еще плохо понимающее правила игры тело, – ораторствую я, затем кошусь на Стебукласа и замираю на месте. Опять он ржет. Только глазами. Но я-то вижу.
– Ну что опять не так? – спрашиваю, мысленно уже прикидывая, как это ощущается – поколотить Чудо? Он же, все-таки подслушав мысли или просто прочитав мои грандиозные планы по выражению лица, милосердно успокаивается и говорит:
– Неужели ты в девять лет обо всем этом так же возвышенно думала, когда читала?
– Конечно нет, – смотрю на него исподлобья. – Однако, кому как не тебе знать, что думать совсем не всегда нужно, чтобы чувствовать и делать? Поэтому мама, – вздыхаю, – видимо, вообще не представляла, насколько была права. Она тогда решила, что с той книги у меня все пойдет нормально. И с нее действительно все пошло. Сильно и по-настоящему. Хотя, как и в любой момент Перехода, ты в моменте ничего не замечаешь, а осознаешь уже спустя время. Как раз тогда, когда обнаруживается, что на твоем месте давно живет кто-то другой.
Закончив свое выступление, не оцененное на мой скромный взгляд по достоинству, вдруг понимаю, что важное сказано. И что вот теперь можно и в Тейт.
Кручу головой, чтобы внутренний компас
