три с половиной секунды назад. Как раз в момент падения. Узнал и пожалел. Потому, что в его организме появился еще один кусок мяса, который тоже теперь болит. Отвратительно. Черт. Со стабильной, не особо впечатлительной тишиной на том месте жилось прекрасно – вот буквально пять секунд назад. И все те много – много лет, которые предшествовали этим секундам. Не то, что бы четко думает, но вполне ощутимо чувствует Алекс. И даже не удивляется, что в его картине мира отросли новые концепции в виде чувственного восприятия. Не сейчас. Точно не сейчас – сил никаких нет переваривать еще и это.
Смех. Смех. Как солнце ведь, этот смех-то – думает растерянно, даже злость утрачивая на пару мгновений. А потом пытается наконец обнаружить его источник. Потому что вдруг вспоминает, что у всего в этом мире есть источник. Смутно – очень смутно вспоминает. Но сейчас не время придираться к собственным способностям – и так тошно. Как может – так и вспоминает.
Источник оказывается где-то в районе компании из трех человек, стоящей в правом углу у окна, через которое обычно видно Темзу. Алексу не хватает оперативной памяти обработать, что сейчас происходит еще и за окном – и он предпочитает пока туда не смотреть… мало ли что – не хватало еще увидеть за ним единорогов или конец вселенной – ехидно думает он. Но от окна все же отворачивается. Он помнит эту галерею, как свои пять пальцев. И помнит, что за этим окном – Темза. Всегда Темза. Вот пусть и остается Темза. Точка.
Наконец собрав фокус на компании, он различает в ней двух девушек и высокого мужчину. Такого высокого, как …Алекс не находит, с чем его можно сравнить. Ну и черт с ним. А вот одна из девушек – точно художница – это Алекс может сказать без сомнений, чему несказанно радуется и даже слегка расслабляется. Ну хоть где-то столько лет, проведенные в сфере художников, дизайнеров и архитекторов всех мастей, аукнулись. Хоть что-то нормальное и привычное. И на том спасибо. Компания о чем-то увлеченно разговаривает. Алекс пытается разглядеть еще одну девушку – не художницу – с белыми-белыми волосами, похожими на назойливый сигаретный дым, которую до этого загораживал высокий, а теперь сделал шаг и освободил обзор. Она как раз согнулась, снова засмеявшись, и Алекс понял, что именно этот смех он все это время слышал. И что он правда похож на звон. И почему-то на лучшее лето в его жизни. Он и забыл, что такое было. Какое еще лето? – холодно и презрительно осек он сам себя и нервно передернул плечами. Его снова накрыла волна отвращения и тошноты ко всему происходящему, начиная с этого самого дребезжащего назойливого смеха. Он снова начал пятиться из зала, как смех вдруг резко прекратился. Алекс невольно снова повернулся посмотреть на девушку, а она, резко выпрямившись, посмотрела ему прямо в глаза.
Алекс это четко понял – именно ему, а не просто в сторону выхода, на пороге которого он так неуверенно сейчас стоял с подкашивающимися ногами,
