тихом голосе послышалось откровенное безразличие к нему. И это слегка его огорчило.
– С чего это вы взяли, я ещё не подписал долгосрочного уговора сотрудничать с одной привлекательной особой, наигранно сказал он и продолжал: – Впрочем, есть предложение: сократить дистанцию с пустого «вы» на сердечное «ты»? Как великолепно сказано у светила русской поэзии, – он сделал нажим на звук «эр».
– Если получится, – теплее улыбнулась она, и он остался ею доволен оттого, что его игра принята и сулила неизбежный успех.
– Почему бы и нет? Кстати, я хотел погостить у брата неделю, но после встречи с тобой, сразу почувствовал, что мой визит непредвиденно продлится…
– У того же солнца есть слова: «Свежо предание, но верится с трудом!»
– Признаться, этим словам я всегда не доверял. Не, честное слово, Мариночка! Какое святое имя! Кажется, даже отражено в искусстве?
– И только тем и дорого? – лукаво улыбнулась она.
– О, нет, я хотел сказать, что в картинах художников Возрождения, ваше изумительное лицо… фу, чёрт, извини, твоё лицо представлено широко… Словом, можно обозначить Мадонной всю ту эпоху! Вот всё то, что я хотел выразить. Не, честно, твоё лицо как у святой Мадонны… Я ещё в тот раз еле связывал от волнения слова, смотрю на тебя, а сам весь цепенел от восхищения. А потом этот голос из форточки… ну, конечно, твоей строгой мамы, да?
– А что такое?
– Не, честно, голос приятный… Только зачем она нас разлучила? Кстати, каждый вечер я тебя только и ждал, не, честно…
Марина с недоверием посмотрела на парня, но чтобы это скрыть, она одарила его своей дежурной улыбкой, и можно было вполне подумать, что от его слов ей стало несказанно приятно.
– Вот поразительно! – ликующе воскликнул он. – Твоя улыбка, подобно, как у этой… я же говорил, язык цепенеет, слова теряю, стоит глянуть на тебя. Не, честное слово! Мариночка, ты вылитая Мона Лиза, то бишь Джоконда!
– Какой же ты выдумщик? Тебе только в цирке работать! – сколько при этом в её голосе было чистоты, и он его воспринимал, как приятную музыку. – Такой смешной!
– Отродясь не встречала? Одним словом, паяц? Я тоже люблю над собой посмеяться, так веселей жить, не, честно.
Марине стало с ним поистине хорошо, даже легче дышалось, он её действительно очень смешил. И, конечно, почти ничего всерьёз, из того, что он ей говорил, не воспринимала, она даже припомнила слова матери о том, что у него лживые глаза. Но ей они казались вполне нормальными. Иногда его взгляд чем-то вновь её пленял, и он весь был ей приятен. А его болтовня порождала, как ни странно, светлое чувство, не смотря на то, что он вёл себя с рисовкой, чем выдавал свою неискренность. И то разочарование, когда она увидела его созерцавшим Полину, у него давно испарилось. Всё-таки в его словах, как бы там ни было, проглядывали настоящие чувства, которые он маскировал несколько напыщенными
