пока не думаю, – решил он не юлить.
– Вот-вот! Этим, ты её отвращаешь от задуманного мною. Я всю жизнь в неё вогнала, чтоб человеком стала. А ты одним махом хочешь мой труд порушить? Не выйдет, голубок, прямо говорю, – не старайся. Скажи спасибо, что я такая добрая, позволяю вам встречаться. Но если она не поступит, я с тебя три шкуры сдеру! – ощерилась она в неподдельной угрозе, как волчица в ожидании неминуемой опасности, угрожавшей её выводку.
– Вероника Устиновна, да я сам её на руках отнесу на экзамены, я всегда говорил: Марина, учи, готовься! Вы думаете, я за неё не переживаю? О, вы ещё не в курсе, как я болел за Марину, когда она сдавала в школе! Не, честно, я не вру.
– Кто, ты не врёшь? Не замазывай мне глаза! Да ты первой марки брехун! До тебя она была просто не ребёнок, а ангел. Я молилась на неё. Сама на солнце пеклась, а ей – не позволяла. А теперь она мне сцены устраивает. Кстати, я сама к тебе подбиралась. Вот молодец, что пришёл…
– Не, честное слово, я хочу тоже, чтобы Мариша выучилась, – опечалено произнёс он, с чувством оскорблённого человека, которого не уважают…
– Ты будешь терпеть грамотную жену возле себя? – прищурилась злобно, презрительно будущая тёща.
– Гм, непременно, напрасно, – с горьким сожалением начал он, – вы смотрите на меня заведомо предвзято, я вовсе не пустомеля и не пустоцвет. Хотите знать, я как губка впитываю знания. Предположим, если мне что-то помешает выучиться, я это сделаю самостоятельно. Вы меня ещё не знаете! Не, честное слово, у меня невостребованные способности к самообразованию…
Тут Вероника Устиновна решительно перебила самозваного зятя.
– Как же ты самостоятельно получишь диплом? Да ты самонадеянный хвастун! – уличила она.
Причём Вероника Устиновна даже не заметила, как Жора начал вместе с нею подвязывать виноградную лозу, беря шпагатинки из стеклянной банки, стоявшей на взрыхлённой земле, припалённой солнцем. Хозяйка находилась по одну сторону шпалеры, а самозваный работник по другую и довольно умело и шустро подвязывал требуемую лозу. Когда было необходимо своё слово подкрепить жестами рук, Жора отрывался от работы, выказывая этим самым свои верноподданнические чувства, что Вероника Устиновна никогда не останется на него в обиде, если он станет её зятем.
Между тем она мысленно согласилась, чтобы он ей помогал, но более всего ей стало нравиться вблизи его внешность и то, как он выражал свои мысли, точнее, она была довольна его чрезвычайным старанием ей понравиться, и что так решительно хочет переубедить, доказать, что она, как раз, найдёт в нём надёжного для себя зятя, а для дочери – мужа. Жора прилагал всяческие усилия и мимикой, и жестами изображать искреннего, добрейшего малого, выражая при этом глазами кроткую преданность. И в словах, и в голосе сквозила лесть будущего послушника, чем немало тешил Веронику Устиновну. С каждой минутой её самолюбие ублажалось, она добрела, и благосклонней смотрела на Жору, находя его вполне порядочным. Хотя быть может,
