Ради развития державы? Нет, чтобы удобнее было вывозить сибирские богатства.
В самой России пашни располагались поблизости от деревень – за десять верст пахать полоску не поедешь. Да и не так много было земли в густонаселенной Центральной России. На севере, конечно, больше – но толку-то с неё? Опять только семье на пироги, и то не факт, что хватит. Население тех краев жило не полем, а лесом.
В густонаселенной европейской России увеличить запашку было не так просто. Сильный работник с хорошими лошадьми, с хорошо кормленными в детстве и оттого тоже сильными сыновьями мог, в принципе, выделиться на хутор и разрабатывать новое поле – та еще каторга, кстати. Да и жизнь на хуторе специфическая – случись что, так и помощи не дождешься, разве что летом кто-нибудь, уйдя по грибы, наткнется на пожарище. В деревне же земли не прибавишь, все уже порасхватано.
Ну, и куды крестьянину податься? Остается одно: повышать производительность труда. Так? Да не так…
О. Тихон Шевкунов. «Настоящей проблемой было не малоземелье, а слабая механизация и низкая урожайность. В среднем русский крестьянин собирал с гектара 8 центнеров зерна. В Соединенных Штатах урожаи были немногим больше – 10 центнеров с гектара. Во Франции – 12. Не такая уж огромная разница, учитывая различие в климате. Но вот в Германии собирали 21 центнер с гектара! А это уже серьезное отставание».
Это не русский крестьянин собирал в среднем 8 центнеров зерна (или около 50 пудов с десятины), а такова была средняя урожайность, рассчитанная путем деления валового сбора (подсчитанного непонятно как) на общую посевную площадь в урожайном 1913 году. А в реальности урожайность в крупных хозяйствах на хороших землях могла доходить до 70–80 пудов и даже больше, а на плохих – опускаться до 25–30 пудов.
Но дело, впрочем, не в урожайности и механизации самих по себе. А в том, достаточны ли они были, чтобы прокормить земледельца и его семью. Мы уже разбирали экономику среднего крестьянского двора, находящегося на черте бедности, и выяснили, что примерно как-то, плюс-минус, но может. Однако ниже этой черты находились еще 75 % хозяйств – между прочим, 15 млн! – которые прокормить себя со своего надела заведомо не могли. И вот вопрос: почему так было, и поддавалась ли эта проблема решению хоть в какой-то перспективе?
Возьмем ту же Европу, с ее катастрофическим малоземельем. В Дании 20‑х годов, как пишет современный историк Иван Климин, «наиболее типичным хозяйством было с 6 дес. земли, имеющее 3 лошади, 4 дойных коровы, 2 быка, 4 свиньи, куры, с урожайностью ржи 180–190 пудов с дес.; ячменя и овса – 220–240 пудов». Такое хозяйство никак крупным не назовешь, однако датские крестьяне не голодали. Да и немецкие бауэры со своими урожаями вчетверо против русских тоже не голодали.
Отчего же русский крестьянин не мог вести свое хозяйство так, как датский или немецкий?
В учебниках истории все проблемы валят на общину. Ну да, она внесла свой мешочек лепт в разорение российского аграрного сектора. Столыпин видел в ней
