что-что, а помыться гостье точно не помешает. И не наспех ополоснуться, чтобы смыть с тела остатки сахара, а полежать в горячей ванне, и подольше, чтобы распарились мозоли на руках и свернулись в завитки коротенькие волоски у нее на висках. И еще ей понадобится брусок душистого мыла и большое пушистое полотенце, чтобы завернуться, когда, искупавшись, поднимется из воды…
Гриффин представил эту картину настолько ясно и четко, что, казалось, даже почувствовал запах лавандового мыла от ее такой нежной, шелковистой кожи… Чтобы вернуть себе самообладание, пришлось остановить коня посреди дороги.
Стука копыт больше не слышно, но сердце ухало едва ли не сильнее и громче.
Почему она? Почему сейчас?
Как и на другие «почему?», «зачем?», «отчего со мной?», он опять не получил ответа. Все эти проклятые вопросы, терзавшие его вот уже три месяца кряду, были не более чем беззвучным криком в темноту. Одно ясно: от себя не убежишь. Сегодня, возможно, ему удалось справиться с искушением, удрать, но уже завтра оно будет жить с ним под одной крышей.
Но это будет только завтра, а до прибытия в Лондон ему предстоит нанести один визит.
Гриффин прибавил ходу – времени оставалось в обрез – и, свернув с главной дороги, по знакомой извилистой тропке помчал коня вперед.
Крохотная деревушка тонула в предутренней серой дымке. Гриффин спешился на зеленой лужайке, радующей глаз весенними первоцветами и, размяв ноги, принялся собирать цветы: покачивающие синими головками колокольчики и желтые стыдливые примулы. Ему все казалось, что букет слишком мал, что нельзя идти туда, куда намеревался, со столь скромным подношением.
На горизонте забрезжил рассвет, и Гриффин поймал себя на том, что пытается отсрочить неизбежное. Эта мысль вызвала у него улыбку: ну что за малодушие, медлить нет смысла.
За белой церковью с островерхой крышей, огороженный каменной стеной, раскинулся на холме погост. Гриффин отворил скрипучую калитку и уверенно направился к неприметной могилке.
Перед тем как опустить на плиту перед крестом из белого известняка свой скромный букет, он постоял возле нее несколько минут в неподвижном молчании, а когда захотел распрямиться, не смог – скорбь как боль зажала его в тиски. Тоска выедала ему душу. Там, в груди, вместо сердца он чувствовал зияющую пустоту, которую никто и ничто не сможет заполнить.
Вот к чему приводит потакание своим желаниям.
Чуть погодя боль отступила, и он снова смог дышать, а перед тем как уйти, поцеловал кончики своих пальцев и приложил их к прохладному зернистому камню.
Вот и ответ на вопрос, как бороться с искушением.
Глава 5
– Мисс Симмз, – заметила герцогиня, – вы своим носом просверлите дыру в оконной раме. Герцогине не пристало так смотреть на что бы то ни было.
Полина послушно отвернулась от окна, вжалась в сиденье кареты и уставилась в одну точку
