что письмо может навести на его след? – спросил нотариус.
– Нет, – ответил доктор Джекил. – Право, мне безразлично, что станет с Хайдом; я с ним покончил навсегда. Я думал о своей репутации, на которую эта гнусная история может бросить тень.
Аттерсон задумался: он был удивлен эгоизмом своего друга и в то же время почувствовал облегчение.
– Что же, – сказал он наконец. – Покажите мне это письмо.
Письмо было написано необычным прямым почерком, в конце стояла подпись «Эдвард Хайд»; оно очень кратко сообщало, что благодетель пишущего, доктор Джекил, которому он столько лет платил неблагодарностью за тысячи великодушных забот, может не тревожиться о нем: у него есть верное и надежное средство спасения. Нотариус прочел письмо с некоторым облегчением, так как оно бросало на эти странные отношения гораздо более благоприятный свет, чем можно было ожидать, и он мысленно упрекнул себя за прошлые подозрения.
– А конверт? – спросил он.
– Я его сжег, – ответил доктор Джекил. – Прежде чем сообразил, что я делаю. Но на нем все равно не было штемпеля. Письмо принес посыльный.
– Могу я взять его с собой и принять решение утром? – спросил Аттерсон.
– Я целиком полагаюсь на ваше суждение, – ответил доктор. – Себе я больше не верю.
– Хорошо, я подумаю, что делать, – сказал нотариус. – А теперь последний вопрос: это Хайд потребовал, чтобы в ваше завещание был включен пункт об исчезновении?
Доктор, казалось, почувствовал дурноту; он крепко сжал губы и кивнул.
– Я знал это, – сказал Аттерсон. – Он намеревался убить вас. Вы чудом спаслись от гибели.
– Куда важнее другое! – угрюмо возразил доктор. – Я получил хороший урок! Бог мой, Аттерсон, какой я получил урок! – И он на мгновение закрыл лицо руками.
Уходя, нотариус задержался в прихожей, чтобы перемолвиться двумя-тремя словами с Пулом.
– Кстати, – сказал он. – Сегодня сюда доставили письмо. Как выглядел посыльный?
Но Пул решительно объявил, что в этот день письма приносил только почтальон, да и то лишь одни печатные объявления.
Этот разговор пробудил у нотариуса все прежние страхи. Письмо, несомненно, попало к доктору через дверь лаборатории, возможно даже, что оно было написано в кабинете, а это придавало ему совсем иную окраску, и воспользоваться им можно было лишь с большой осторожностью. Вокруг на тротуарах охрипшие мальчишки-газетчики вопили: «Специальный выпуск! Ужасное убийство члена парламента!» Таково было надгробное напутствие его старому другу и клиенту, а если его опасения окажутся верны, то доброе имя еще одного его друга могло безвозвратно погибнуть в водовороте возмутительнейшего скандала. При всех обстоятельствах ему предстояло принять весьма щекотливое решение, и, хотя мистер Аттерсон привык всегда полагаться на себя, он вдруг почувствовал, что был бы рад с кем-нибудь посоветоваться. Конечно, прямо попросить совета было невозможно,
