не будешь ничего делать, то смысл и не появится, – сказала Морозова и обратилась к Лавру. – А тебе какого смысла не хватает?
– Жизни, – сказал Лавр, – зачем что-то делать, если я даже не знаю чего хочу?
– Трудится, ты хочешь трудиться! Я не предсказатель, но отчётливо вижу твою судьбу, и это работа, –сказала Морозова, проведя рукой полукруг в воздухе, изобразив в её представлении что-то мистическое.
Она больше ничего не сказала, только убедилась, что её слова дошли до адресатов, и ушла, оставив ребят, даже не напомнив об обеде. Ребята же слова хоть и услышали, но не восприняли серьёзно. Лавр равнодушно проводил Морозову взглядом до её дома, а Вася, стоило её скрыться, сразу заговорил о своём:
– Я постоянно думаю об этом красном здание, – пожаловался Вася.
– С ним какие-то трудности? – поинтересовался Лавр.
– Да сам видишь и слышишь, – намекая на критику Морозовой, сказал Вася, – не получается его нормального нарисовать. Какой-то скрытый смысл найти не могу, понять это здание, что ли, не получается.
– Да про смысл это она лихо сказала. Но ты не бери в голову – это она тебе от зависти, – подбодрил Лавр.
– Чему тут завидовать? Я бездарность! – сказал Вася.
– Не говори глупости, ты очень даже наоборот… А вообще, кто тебя надоумил это здание нарисовать, если ты говоришь, что не понимаешь его тайный смысл?
– Динозавров.
– Кто бы сомневался в таком оригинальном совете.
– Да причём здесь Динозавров, если гармонии нет, – опечаленно сказал Вася.
– А у тебя и гармонии нет? – спросил Лавр, возмущенно, – пойти, что ли, поговорить с этим советчиком?
– Да при чём тут советчики, если я бездарность?! Какой же из меня художник, если только срисовывать и умею! – воскликнул Вася.
– Что срисовывать?
– Хотя бы то здание или небо, нет никакой фантазии, разве это может быть шедевром?
Лавр задумался над его словами и посмотрел на небо. Оно было синее, почти безоблачное, как всегда и бывает летом, такое свободное, не то что зимой, когда оно словно замерзает и покрывается облаками. Было непонятно, как может небо замерзать. В общем, думалось почему-то не о картинах, а о льдах. Вот интересно, а те, кто живут в Нью-Йорке, они знают, замерзает ли пруд в Центральном парке, что у южного входа? Если он замерзает, то куда деваются утки? На Патриарших прудах тоже есть утки, и пруд замерзает, это точно, а кто и когда видел, что происходит с лебедями, которые там плавают? Кто-то говорил, что наблюдал, как человек на лодке по зиме ловит их. Врут, конечно, откуда взяться на Патриках лодке? Всё может быть, конечно – это же такие мелочи жизни: утки, лебеди, кусты и даже небо. Мы как-то привыкаем к ним и не замечаем. А художник он такие вещи видит по-другому.
Всё то время, что Лавр думал над этими вещами, он шёл в сторону одного примечательного дома, не красного, но всё равно славного. Шёл он в сторону скромного классического особняка в стиле
